В хаосе житейских мелочей

(Обо всём понемногу)

I. Начало:

Давно ль в мечтах моих она
Была поэзии полна;
О ней я думал день и ночь,
Жить было без неё не в мочь...
И был готов, чтоб не страдать,
За миг свиданья жизнь отдать...
Так проклиная злой свой рок,
Я говорил: — Как он жесток!

II. Конец:

Теперь не то... Теперь она —
Законная моя жена.
И каждый день, чуть утра свет —
Я слышу речи про обед...
А целый день вокруг меня
Идёт ужасная возня:
Малыш ревёт, визжит щенок...
— О, Боже! Как жесток мой рок!..

(Обо всём понемногу)

Я не боюсь громов небесных,
Но, я страшусь любовных гроз,
Когда из мрачных глаз прелестных,
С границ, которых неизвестны,
Сверкает молния угроз...

Тогда из уст ревнивых дева
Бросает злых упреков град,
И, будто дождик, слёзы гнева,
Из животворящего древа
На щёчки падая, блестят.

(Из книги безумия)

Полный думою мятежною
Вырвался я из-под крова,
Чтоб с метелью белоснежною
Перемолвить ночью слово.

Мне пылающую голову
Освежи метель, я злобен, —
В ней растопленному олову
Мой горячий мозг подобен.

Полный светлыми идеями
На рутину я озлился,
Со скупыми богатеями,
Я в борьбе разгорячился.

Но, из мрака глас внушительный
Мне звучит: мой милый, в мире
Есть компрессик освежительный
Для таких голов — в Сибири...

(Крупицы глубокомыслия)

Пепельно-мшистая туча
Струится лениво,
Грузное тело тумана
Плывёт над рекой.
Ветер подсёк его,
Спрыгнув с седого обрыва
И разметал его…

Перетекая лозу и седые обрывы
Он подхватил
Незримые руки метели…
Размытые дни акварели…
В пёстром котле карусели
Снежинок и сновидений…

А я, а я…
Надеялся на силу я,
И, кроткий нрав насилуя,
Как мистер Сердобой…
Устал, крича на Силу я,
И отдохнул насилу я.
За тихою рекой!..

…Накануне, едва стало смеркаться,
Ночная тьма лежала на холмах,
А где-то в этой мгле
Светит солнце и цветут цветы
Из птиц мы выбираем фазана,
А из цветов, конечно же фиалку...

(Обо всём понемногу)

Я простился и помчался,
Мыслью, сердцем был с тобой.
И звенел, и заливался
Колокольчик ветряной.

Было скучно мне и больно,
Пыль клубилась предо мной;
Грустно слушал я невольно
Колокольчик ветряной.

Сердце больше не страдает;
Но с тех пор ему, порой,
Что-то всё напоминает
Колокольчик ветряной.

Примечание:
Колокольчик ветряной* или фурин — это небольшой японский ветряной колокольчик в форме чаши, который обычно вешают летом и по мнению многих японцев, он оказывают охлаждающий эффект в жару.

(Подражательные набросочки)

Ой, полна, полна головушка;
Ох, чего, чего в ней нет!..
Есть в ней песня про соловушку,
Ветхий, новый есть завет;
Катехизис сам друг с Гоголем,
Кипр с Мексикой, Сибирь
Со снегами, белкой, соболем;
Гжатск есть, Кимры, Алатырь...

Есть не мало исторических
Анекдотов про людей;
О пира́мидах ромбических
Кое-что есть; площадей.
Измеренье, формул множество...
К нам пожалуйте, всё есть!
Все науки, — не убожества...
Всех премудростей не счесть.

Да, полна, полна головушка,
Так и ходит ходуном...
От Ньютона до «соловушка»
Всё повернуто вверх дном!

О том, что клады есть на свете
И что их ищет человек,
Об этом знают даже дети
В наш тяжкий, двадцать первый век.
В старинных сказках и былинах,
Коль вы потрудитесь прочесть,
Повествований много длинных
О том, как клад искали, есть.

Не очень лёгкое то дело
Клад отыскать, поверьте мне.
Ведь, нужно действовать тут смело
И героически вполне.
Известна эта нам картина,
Как клады ищут смельчаки…
Там, что ни шаг — то «чертовщина»,
Цветков волшебных огоньки.

То ты в овраг слетишь с размаху,
То чей-то вой вдруг кинет в дрожь,
Скорей натерпишься ты страху,
Чем драгоценный клад найдёшь.
Но, клад один на белом свете
Есть, вам поведаю о нём…
О нём не знают, правда, дети
Но взрослым он давно знаком.

Его найти не очень трудно,
Без лишних страхов и хлопот,
И не поступит безрассудно
Тот, кто искать его пойдёт.
И людям всем, без исключенья,
Доступен этот дивный клад,
Нет никаких для достиженья
Его таинственных преград.

Он всем легко даётся в руки,
Не надо, верьте, никакой
Здесь сверхъестественной науки,
Чтоб этот клад схватить рукой.
Я вижу общее вниманье,
Бежать готов за кладом всяк…
Итак, запомните названье:
Клад этот — дружная семья!

(Девичьи откровения)

Мне твердили, напевая:
— Полюби, плутовка!
У мужчин у всех такая
Гадкая сноровка.
Отвязаться невозможно,
Я на них сердилась,
А потом, неосторожно,
Как-то и влюбилась.

Днём, скучая да ревнуя,
Не берусь за дело,
И глаза всё на луну я
Ночью проглядела.
Вместе с ним, когда сойдусь я,
Стыдно мне ужасно;
На него всегда сержусь я,
И всегда напрасно.

Он мне часто — что ж такое?
Про любовь толкует;
Да и это не дурное—
Если поцелует.
На него смотрю я строго,
А сама робею;
Так и хочется — ей-Богу!
Броситься на шею!

А он медлит всё, зевая;
Мне самой не ловко:
У мужчин у всех такая
Гадкая сноровка!

(Обо всём понемногу)

На ложе грустном, одиноком,
Своей таинственною мглой,
Во сне отрадном и глубоком
Не жди рассветных лучей срока, —
Пошли душе моей покой!

До появления денницы,
Пускай я сном забудусь вновь.
Эй, ночь! Сомкни мои ресницы,
Там, где очерчены границы…
И усыпи мою любовь!

(Очумелые каламбуры)

Провожая серых птиц станицу,
Обыватель молвил не без муки:
— Был бы счастлив я, когда б синицу
Удалось-бы получить мне в руки.
Род весеннего привета
Полн у нас разнообразий:
Для одних он — в море света,
Для других — в потоках грязи.

Мгновение неуловимо
За неизвестную вину
Дождя лиловая лавина
Обрушилась на тишину.
А в комнату легко и остро
Через раскрытое окно
Игольчатый и влажный воздух
Течёт, как светлое вино.

Пряно пахнет листопадом,
Пожелтевшею травой,
Первобытным райским садом,
Со звездой над головой.
В полдень снова запылится,
Пыль в гортани пороша,
Сядет усталью на лица
Помешает нам дышать.

Освежающей прохладой
Потянуло с ближних гор
И запах фруктовым садом
Вымощенный камнем двор.
Вдруг рывком неосторожным
Ветер растворил окно,
Стало гулко и тревожно,
И расплывчато темно...

(Философские заморочки)

Ночь... а мне опять не спится...
Всюду слышу смех и вой,
Ряд уродов предо мной.
Будто днём, во тьме кружится,
Гонит прочь души покой...

Года по жизни пролетают,
И силы властно забирают,
Как лист осенний во дворе...
По дням прошедшим все скучают,
В рассветной сказке на заре!..

Вы к нам почаще заходите.
Без вас потом так хорошо...
И слов, — серебряные нити,
Своих мне после объясните,
А то сейчас я напряжён!..

— Злато развращает тело,
Ум и душу:
При богатстве трудно
Богу угодить.
Счастье — не в деньгах:
Ими невозможно
Истинную дружбу
И любовь купить.

Так один философ,
Рассудил отлично
И своё богатство
Прокутив скорей, —
Знаков несомненных
Дружбы и участья
Поджидать принялся
От своих друзей.

В пыльном городишке,
Под чужим забором,
В рубище философ
Истинный лежит...
И нахмурив брови,
В позе горделивой,
О своих богатствах
Громко говорит.

В неспокойствии чрезмерной
Бродит, знать, не без причин
Петр Степанович, примерный
Канцелярский мелкий чин;
Предвкушая наслажденье
От заманчивых блинов,
Стал чиновник, от волненья,
Даже прямо нездоров:
Каждой ночью, — вот нахальство! —
Видит он в восторге сны,
Будто выдало начальство
Из остатков «на блины».

— Доктор! Вас сегодня просят в две квартиры в этом доме:
Тут в одной нужду выносят, и болящий на соломе,
А другой богатый барин, здесь живущий в бельэтаже,
И чертог его шикарен, но болезнь одна и та же.
Как подумать — не смешно ли? Не судьбы ли — это шутка?
У обоих те же боли, и один катар желудка...
Впрочем, ныне это в моде, и катар известен всюду:
В голодающем народе и зажиточному, люду.
С ним знакомят там, где бедны, — лебеда, кора, мякина,
А другим, пожалуй, вредны соя острая да вина...
У одних от голоданья, у других — от пресыщенья...
Успокойте их страданья, приложите попеченье!
Не полезно ль будет люду, чтоб для бедного соседа
Уделял богач по блюду от роскошного обеда?
И отрыжка прекратится, и пройдут и резь, и боли,
А голодный подкрепится этим блюдом — мудрено ли?
Значит, будет всем здорово и направо, и налево...
Но нахмурился сурово эскулап, исполнен гнева...
О, врачам прости ты, Боже, — он, отринув мудрость эту,
Прописал обоим то же и одну притом диету.

Она явилась предо мной
В сиянье чудном дня,
Своею светлой красотой
Сверкая и дразня...
И был прекрасен в блеске дня
Наряд её простой...

Быть может, слишком строгий взгляд
Её б и осудил
Зато, что милый мой наряд
Весьма прозрачен был
И даже всех, как говорят,
Совсем с ума сводил...

Но, это зло, коль рассмотреть,
Не так большой руки!
Нельзя ж стрекозам повелеть:
— Наденьте лепестки!
Нельзя же бабочку одеть
В пальто и башмачки!..

На дворе мороз и вьюга,
Ветер злится и бушует,
Рой вопросов неотвязных
Ум томит мне и волнует.
Отчего порою зимней
Не цветут в полях фиалки?

Почему нам так любезны
Взбучки, встряски, драки, свалки?
Отчего так расплодились
На Руси святой кокотки?
Почему мы жить не можем
Без скандалов, карт и водки?

Почему в наш век гуманный
Часты так убийства, кражи?
Отчего кассиры любят
Заграничные вояжи?
Почему в начальных школах
Не введен язык латинский?

Отчего народ наш беден
И богат — иерусалимский?
Отчего так люты лица
Прокурорского надзора?
Почему блуждает пресса
В дебрях скуки, лжи и вздора?

Почему собранья земцев
Не мыслимы без дебатов?
Почему проходу нету
От жидов и адвокатов?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Рой мучительных вопросов
Ум томит, гнетёт, волнует;
За окном моим немолчно
Вьюга злится и бушует.

(Футуристическая стихоболтоза)

Пыленосно, звуко стройно
Цветень-бредень, гор-коза
Появилась,
Расхандрилась непристойно
Из Нирваны
Ураганом в степь гроза.

Гибель-бурей воды в хаты
Накачала под Ахтырью
Пронеслась вдаль саранчой…
И станицам, и столицам
Показалась
Злобо-Ягой, Ведьмо-Бабой вихревой.

Но, в наш город, Яга-Ворог, —
Испугалась, —
Побоялась свои мётлы опустить…
Спиридонов сын Драконов
Скандало́м гала,
Мог у нас их откусить.

(Философские зарисовочки)

Коль любить — так без рассудку,
Коль пугнуть — так не на шутку.
А. Толстой

Коль любить — так с расстановкой,
Коль пугнуть — так со сноровкой,
Коль сказать — так слово лести,
Коль ругнуть - так лишь из мести...
Коли в драку — так уж смело,
Коли бить — так бить без дела,
Коль хвалить — так безгранично,
Коли выпить — так «прилично».

Лишь за то, что она христианкой была,
Что богов изваяний не чтила,
Никогда фимиамов пред ними не жгла
И на празднества их не ходила,
Её претор казнить приказал,
Без малейшего к ней состраданья;
Он бездушно её отдавал
На публичное львам растерзанье.
А чтоб глубже, больнее её уязвить
Чтоб несчастной позорнее было,
Приговора веленье гласило:
— Перед смертною казнью её обнажить!
И нагая, как мрамор бледна,
Дева в цирк палачом введена.
Прикрываясь стыдливо густою волной
Кос роскошных, смущалась она
Пуще смерти своей наготой...
Заскрипела на петлях, заржавевших дверь
И из клетки железной явился
Разъяренный, голодный, рыкающий зверь...
Он в четыре прыжка очутился
Перед той, на которую римский народ,
Жаждой зрелищ снедаемый страстью,
Любовался, к стыду, человечества...
Вот —
Перед ней он с раскрытою пастью
Стал, как вкопанный...
Дева трепещет,
Льву неистово цирк рукоплещет.
И свершилось, вдруг чудо: на деву взглянув,
На песок царь зверей опустился,
Крепко глаз своих царственных веки сомкнув...
Зверь людского разврата стыдился!

Марш бравурный на рояле
Муж играл. С его женой
Молча сзади мы стояли.
Тут, — Бог весть, она ли, я ли, —
Кто причиной, — но со мной,
Точно так же, как и с нею,
(Вспоминая, я краснею)
Чудо здесь произошло...
Чудо в пику Гименею:
Мы, склонив к челу чело
И сомкнув уста с устами,
Так пленились красотами
Марша чудного, что вновь
Мужа мы играть просили,
И лобзанье в полной силе
Повторила нам любовь...

(Из житейской свадебной стратегии)

Война объявлена...
Отец трубит поход,
В разведках кумушки;
Невесту шлют вперёд…

За нею следом мать,
Две тётушки в засаде,
Маневры начаты
И вот жених в блокаде.

Пошли на штурм
И в бой отряд вступил,
На флангах тетушки,
Отец ударил в тыл...

Жених сражён,
Лежит, дохнуть не смея,
И мигом в цепи
Он закован Гименея.

(Шуточная баллада)

В шумный клуб ходил прилежно
Старый холостяк;
Раз вдова сказала нежно:
— Вы вступите в брак
С милой барышней, я живо
Познакомлю вас...
И воскликнул он игриво:
— О, блаженный час!

В тишине усадьбы мрачной
Обвенчался он,
Но, его из залы брачной
Пригласили вон;
Тут его супруги братья
Повезли домой;
Затаив в душе проклятья,
Он сидел немой.

Вечно в клубе, с миной кислой
Бродить муж один;
Всё молчит, с губой отвислой,
Скучный господин:
Он не холост, без супруги,
Не вдовец к тому-ж;
Клубу он дарит досуги,
Значит — клубный муж.

(Подражание поэтам XIX века)

Я пробужден от заблужденья...
Прощай! Уж мне тебя не, жаль, —
Возьми себе все наслажденья;
А мне оставь мою печаль.

Довольно дум и чар, влюбленных!..
Для сердца горестных наук,
Довольно мне ночей бессонных,
Довольно слёз, довольно мук.

В моей печали одинокой
Не будет яда прежних дней;
И сохраню лишь вздох, глубокой
По горькой памяти твоей.

Припомнив ручку восковую,
Душистый локон, жгучий взгляд,
Быть может, я и затоскую;
Но не вернусь к тебе назад…

Нет, не вернусь, не оглянусь я.
Собой, как женщина, шутя.
Как школьник, снова не влюблюсь я
И не заплачу, как дитя.

Не правда ли, что нам клич этот слышен часто:
— В провинцию! Туда, где самобытный дух!
В глуши живали мы и, если без прикрас-то
О ней порассказать — смутишь брезгливый слух...
Где пошлость, лень и зло, где лесть и грязь разврата?
Где пьянство без конца и мысли каземат? —
Все это ты найдешь в провинции, глашатай,
Где «самобытный» дух инстинктам зверским брат!
— Спасенье наше там — в глуши родной России!
Читаем мы порой... Спасение чего? —
Стихийной глупости погрязшей в тьме стихии?
Быть может, это так: глушь — яма для всего,
Что может осветить!.. Провинция — трясина,
Заросшая в хмелю, залитая вином...
Кому же по душе прискорбная картина —
Вид изможденных стад, объятых крепким сном...
«В провинцию! Домой!» И что же: в доме хлеба
Ни крошки не найти!.. Всё пусто и темно;
И «самобытный дом» совсем забыло Небо! —
В Европу, между тем, заставлено окно.

(Из песен без музыки)

Часть вторая:

IV.
Раз вот дамочка на мужа
Мне же с жалобою: бьёт!
— Не уйдёте почему же?
Пусть себе один живёт!
С мужем дама помирилась
Да совет мой мужу — бух!..
Ну, опять мне тут случилось
Разбраниться в прах и в пух.
A ведь я, поверьте мне,
Ей сочувствовал вполне

V.
Раз меня другой приятель
Перед свадьбой вдруг спросил:
Как невеста? — Я, читатель,
Против брака вечно был:
— Не женись, мол. Ну-с, и что же?
Он женился, да жене
Всё вдруг передал... О, Боже!
Как опять досталось мне!
A ведь я, поверьте мне,
Лишь сочувствовал вполне.

VI.
От подобных приключений
Просто выбившись из сил,
— Корень где моих мучений? —
Я приятеля спросил:
— Я ведь в злобе непорочен...
Был ответ его таков:
— Милый друг мой! Добр ты очень,
Но и очень... бестолков!..
A ведь я, поверьте мне,
Всем сочувствовал вполне.

(Из песен без музыки)

Часть первая:

I.
Сердцем добрым обладая
От младенческих годов,
В людях горе замечая,
Я сочувствовать готов.
Но, к кому ни обращаюсь
Я с сочувствием своим,
Постоянно подвергаюсь
Неприятностям большим.
A ведь я, поверьте мне,
Всем сочувствую вполне.

II.
Например, когда случится
Увидать мне Лизу К***
Эта дева всё томится
В ожиданье женишка, —
Чуть сочувственно спрошу я:
— Что, мол, Лиза, — не клюёт?
Лиза вечно, негодуя,
На меня же нападёт.
A ведь я, поверьте мне,
Ей сочувствую вполне.

III.
Или вот: имел я друга;
С ним случилась вдруг беда:
Улетучилась супруга
У него невесть куда!
Я с сочувствием, сердечно,
Вмиг к нему; но он сказал:
— Что ты сплетням веришь вечно? —
Да меня же обругал.
A ведь я, поверьте мне,
Я сочувствовал вполне.

(Правдивые истории)

— Ах! Вы сени мои, сени... —
Так приятель мой поёт,
В это время бой супруге
Неустанно задаёт.

Та кричит и умоляет:
Виновата, извини...
A приятель продолжает:
— Сени новые мои!..

И покуда не закончит,
Песни всей не пропоёт,
От волос супруги милой
Рук своих не оторвёт.

Виноват ли мой знакомый,
Что уж нрав его такой:
Дать жене разгон не может
Он без песни плясовой.

А в народе, — эко диво!
Речь идёт наоборот;
Свет таких «весёлых дурней»
Самодурами зовёт.

Часть вторая:

Не любит бабушка, когда
У ней года считать кто станет;
К мужчинам ласкова всегда,
Заговорится, — не отстанет;
Но если, где поговорит
Наш брат с девицей от безделья,
То бабушка тотчас твердит,
Что скоро светопреставленье.

Не любит бабушка скупых,
Сама же нищих выгоняет,
Терпеть не может всех Франтих,
A седину свою скрывает.
Сама уж третий раз вдовой,
A мне даёт всё наставленье:
— Нет, не женись, голубчик мой,
Ведь скоро светопреставленье.

Мы раз на свадьбу с ней пошли,
Там танцы шли своим порядком;
Моей старушке поднесли, —
И вот она пошла в присядку;
Шатаясь, бабушка ворчит
И говорит мне с сокрушеньем:
— Мою головушку кружит...
Никак уж светопреставленье!

Часть первая:

Ну вот, настали времена,
Сбылись все в мире предсказанья;
Везде обман, грабёж, война,
Пора людям на покаянье.
Народ не в меру уж грешит,
И день, и ночь пиры, веселье...
Так часто бабушка твердит, —
— Знать скоро светопреставленье.

Как можно прежний век сравнить!
Не знали мы названья винам,
А нынче позволяют пить
Мужья дражайшим половинам.
Сама же бабушка вино
Тихонько пьёт для подкрепленья,
А между тем твердит одно,
Что скоро светопреставленье.

На кофе, ну и на бобах,
На картах бабушка гадает,
А за бостон на вечерах
Она корит меня, ругает:
— Не даром всем дался картеж,
Бесов лукавых наважденье;
Вся развратилась молодежь,
Знать скоро светопреставленье!

(Правдивые истории)

Как бывает бессильно «перо»
В передаче душевных движений...
День приёмный. Начальник бюро
Занялся сам приемом прошений.
Много их. Поглядел на часы, —
Удивлён, — половина второго!
И начальник наш крутит усы,
На просителей глядя сурово.

Этим просьбам конца, видно, нет;
Всякий лезет с нуждою своею.
К двум часам меня ждут на обед,
А того и гляди — не поспею...
Рассуждает начальник бюро
И читает прошения гневно...
Передаст ли какое перо,
Как страдает начальник душевно?

А в углу исхудалый старик,
В «полушубке» изодранном, старом,
Головой безнадежно поник;
Ждёт: каким ещё новым ударом
Поразит его злая судьба,
Чем-же нынешний день его встретит?
Оттягают!.. пропала изба!..
Что-же нынче начальник ответит?

Завтра, может быть, сам он и дочь
Бесприютные нищие оба...
Прочь несчастье жестокое, прочь!
Дай спокойно дойти мне до гроба!
А сердитый начальник бюро
Не его ли прошенье читает?
Передаст ли какое «перо» —
Как старик, ожидая, страдает?..

(Правдивые истории)

Вчера касса вновь пропала, —
С ней кассирша убежала!..
Выпив с горя, две бутыли,
Песни хором завопили...
А когда же рок врубили,
О побеге все забыли!
Прыгаем, орём и скачем,
Сядем, выпьем и заплачем...
Вспомнив женщину-страшилу, —
Настоящую кобылу,
Что зарплату выдавала,
А сегодня с ней сбежала...
Помолчим, промочим глотки
Бледной тенью, без селёдки...
Встанем и начнём орать,
Ту кассиршу вспоминать,
Что теперь она на юге
Отдыхает у подруги,
Что сбежала прошлым летом,
С кассой полной худсовета!..

(Правдивые истории)

Часть вторая:

— Лисин, Фридман..., Павел Дуров...
Ими быть, — я понимаю...
И от всей души Колюше
Быть я тенором желаю...

Шепчет дева лет под сорок,
Зина, с видом очень скромным
И, сложивши в бантик губки,
Обвела всех взглядом томным.

Аграфена-же, служанка,
Про себя соображает
И тайком от всех, ребенку
Полицейским стать желает.

А виновник сих дебатов,
Запихав в рот кулачонки,
На всю публику таращит
Свои чёрные глазёнки.

Ну, а мы уже понятно,
Не пойдем за нашим веком
И дадим совет малютке:
— Будь ты просто — человеком.

(Правдивые истории)

Часть первая:

— Я-б желала, чтоб мой Коля
Был известным адвокатом, —
Говорит мамаша Коли,
— Будет он тогда богатым.

— Адвокатом?.. Эко счастье!
Возражает ей подруга, —
Пожелай ему вращаться
В сферах избранного круга.

— Нет, уж это вы оставьте!
В разговор отец вступает,
— Инженер, — вот это дело...
Пусть мосты сооружает.

Лучше доктора на свете
Я профессии не знаю,
Говорит тут тетка, — Коле
Я быть доктором желаю.

— Фи!.. мужчина — и вдруг штатский,
Морщит нос сестрица Саша.
— Артиллерия и дроны,
Вот краса и гордость наша!

Мамка Колина другое
Говорит: — Зачем военным
Быть ребёнку? Что за сладость?
Будет пусть дельцом степенным.

Бессонница мысли, но холод в душе,
Томящее чувство бесстрастья;
Без трепета смотришь в туманную даль,
Кругом и назад — без участья...
Не любишь, не веришь, с толпой заодно
Идёшь бесконечной дорогой...
И злобы, и горечи много в душе,
Презренья бессильного много...
А сердце чуть бьётся, немеют уста.
Дорога бесцельная вьётся,
И тянется скорбная жизнь без конца,
Покуда с проклятьем порвётся...
Так ссыльные шли вдаль по мёртвой тайге,
И снежные вихри буранов
Скрывали и горькую правду от них,
И сладкую прелесть обманов...
А сердце чуть бьётся, немеют уста,
Дорога проклятая вьётся...
И тянется скорбная жизнь без конца,
Покуда с проклятьем порвётся!..

(По поводу неудачных прививок от Ковида)

Пускай среди печальной тьмы
И тягостных сомнений
Осветит бедные умы,
Как искра, вдруг твой гений. —
Одна ошибка — и толпа.
Как в прежни годы, снова,
Забывши все, — дика, тупа,
— Распни! — кричать готова;
А хам иль низкий идиот
У глупости на страже
Тебя с охотою лягнет
И сам при этом даже...

Лишь в интернете развернёшь страницу
И пробежишь столбец один, другой, —
Наш мир похож, как будто на больницу,
Где все больны недугов целой тьмой.

Предмет речей — общественные боли.
В Европе всей здоровой нет земли,
Народы все больны, и мудрено ли,
Что в их числе больны и «короли»?

Звучит, как бред политика больная
Под разговор непризнанных врачей,
И, желтый дом порой напоминая,
Кипит хаос житейских мелочей.

Взгляну ль в отдел событий и известий, —
Душа болит невольно у меня:
Как много там воров, плутов и бестий...
Микробами кишит вся злоба дня...

Расстроены и нервы, и финансы...
Так мудрено ль, что средь больницы той
И у певца в гитаре диссонансы,
Да он и сам страдает немотой...

К моему ре-бемольному ложу
Вороная подкралась тоска:
— Погоди, — говорит, — растревожу
Я лиловые сны дурака.

В хроматических жилах поэта
Разведу вулканический жар,
Распаяется он до рассвета,
Как лишенный воды самовар.

Из его головы медно-бледной
Выбью я философскую дурь,
Не споёт желтой песни победной
И забудет души он лазурь.

Не захочет стихов разноцветных
Вновь нелепые строить ряды,
Проклянёт символистов заветных
И не станет писать ерунды!

Серым в яблоках смехом я встретил
Те угрозы тоски вороной,
И с зелёным презреньем ответил:
— Перестань ты ворчать надо мной.

И чего ты тут лезешь без спросу
И в душе подымаешь трезвон?
За твою контрапунктную косу
Как схвачусь, так и выгоню вон!

Ничего не останется в ухе.
Позабуду мораль я твою,
И опять в флёрдоранжевом духе
Заунывную песнь запою.

Аллопат с гомеопатом
Разбранились в пух и прах.
Брань лилась ручьём проклятым,
Точно вина на пирах.

Шарлатан ты! Отравитель! —
Раздавалось с двух сторон.
А земли печальный житель
Заглушал невольный стон.

Ах, не все ль равно больному
Кто его отправить рад —
В мир, где места нет земному,
Аллопат, гомеопат!..

Болел я, блудный сын небес,
Любостяжанья лихорадкой,
И вдруг ко мне явился бес,
Из ада вынырнув украдкой.
Он ногтем траурным своим
Помазал по глазам моим;
Зажглось вдруг блеском алчным око
И мзду узрело издалека.
Меня тут по лбу стукнул он.
И я услышал злата звон.
Узнал я, где зимуют раки,
Где много лакомых кусков.
Толпа оправданных воров,
Высоко-денежные знаки...
Он губы тонкие раскрыл.
Язык мой вырвал без усилья
II в пасть широкую вложил
Большие мельничные крылья.
И в грудь мою, махнув хвостом,
Он лапу грязную засунул
И вынул сердце, и потом
Бесовским ртом в то место плюнул.
Тогда из Тартара Ваал
Ко мне, готовому, воззвал:
— Ну, адвокат! В надежде платы,
Вставай, все силы собери
И, обходя суды, палаты, —
Ври!..

Я стою близ «сундука».
Так и чешется рука,
Но... законы слишком строги!
К воровству питаю страсть, —
Жаль, что нечего украсть:
В «сундуке» — одни «итоги».

«Сундуку» не повезло!
В нём лежат страданье, зло, —
Давят хижину чертоги, —
В нём господствует разврат...
Я считаю — и не рад:
Вышли мрачные «итоги».

Горьких слёз не сосчитать!
Честность прячется, как тать;
Ум с трудом уносит ноги, —
И затем, в конце концов,
У детей и у отцов —
Безобразные «итоги».

Да-с, баланс мой нехорош!
...Миллионы — медный грош —
Дети—плети—педагоги—
Жар—пожар—застой и тьма
Для свободного ума:
Вот вседневные «итоги»!

Горько плачется тайком
Над банкротом-«сундуком»:
Все похищены залоги!
Совесть, правда, честный труд
Скоро ль силу соберут
И со злом сведут «итоги»?

В сиянии луны, весь предан тайным чарам,
Вдруг надпись на столбе прочёл я в парке старом;
Весьма внушительно она гласила так:
Здесь просят не водить без привязи собак...

Но, вкруг столба, увы, на свете всё непрочно, —
Собралась стая псов, как будто бы нарочно;
Они с насмешкою ехидною вполне
И громко лаяли, и выли при луне:

— Эх, люди дураки! На привязи вы сами
Привыкли жизнь влачить... А также и со псами
Хотите разделить вы нрав лакейский свой,
Хотя вы и жрецы идеи мировой...

Мы ж, псы бродячие, над вами мы глумимся
И вашим надписям вовек не подчинимся...
К писанью вашему в нас уваженья нет...
Плевать и на столбы, и на столбцы газет!..

У вас же на дворе мы стащим корку хлеба
И будем вас кусать, — мы тоже дети неба...
Тут все залаяли, и митинг у собак
Решил, что пёс умён, а человек дурак...

(Научная беседа двух эскулапов)

— Коллега!
Вы больного осмотрели?..
Успели ли
Исследовать вполне?

— Я, кажется,
Успел добиться цели...

— Так сообщить
Не можете ль вы мне
О состоянии больного...
Не опасно?..

— Нет, вовсе нет!
Из обстановки ясно,
Что состоянье
У больного есть…,

Хоть умереть
Он может ежечасно,
Но, за консилиум
Успеет нас расчесть.

Часть первая:

Эй, привет тебе, свобода —
Не печати, а — мечты!
Для родимого народа
Я готов... марать листы.
Наша доля, знать, такая:
Говорить начнёшь — и вдруг,
Замолчав, плюёшь перхая,
Точно в горло всажен сук...

И при этом, в перспективе
Только снежный перевал...
Ведь, всегда в печатной ниве
Юмор слабо процветал!
Честный смех остёр и злобен,
Не шутом наряжен он,
А орлу во всём подобен:
Очень страшен для ворон!..

Эй, привет тебе, сатира!
Ты сильна... до крика: «стоп» !..
Среди жизненного тира,
Выбрав целью медный лоб.
Ты громишь... и жаль, ей-Богу,
Что конец-то стрел твоих
Притупляется немного
Еще в самых... мастерских!

При условиях подобных
Быть ли могут хороши
Строки этих песен пробных?..
Это всё, «pardon», — «шиши»,
Что в кармане кажут часто
И рискуя... Впрочем, — баста!

Часть вторая:

Давайте-ка смеяться,
Отечества сыны!
Страницы нашей жизни
Веселого полны.
Взгляните, вот напился
И пляшет мужичок,
И что на нём надето:
Кафтан или кулёк?..

Но, в чём одет сельчанин —
Для нас, ведь, всё равно;
Смотреть же на фигуру
Пьянчуги так смешно!
Благие Россияне!
Тепло нам жить, ей-ей:
И естся нам, и спится,
И бочек мы полней;

Покойны думы наши
И ясен кругозор:
О пище вкусной только
Мы грезим с давних пор...
Вся жизнь для нас — улыбка,
На печке сладкий сон,
И уши не терзает
Нам сирых тяжкий стон...

В сознании довольства
И званием кичась,
Живём благополучно,
Тишком, не торопясь...
Не это ль счастье жизни?
Чего еще желать?
Давайте же смеяться,
Пить, есть и крепко спать!..

Часть третья:

Да здравствует искренний смех!
Смеяться нисколько не грех:
Теперь смехотворное в моде.
Но я воспеваю не тот,
Которым смешит идиот,
Являясь шутом при народе:
Я славлю карающий смех,
Язвящий, пронзающий тех,
Что рыльца в «пуху» замарали,
Ограбили ближних своих,
Сирот оплели молодых
И добрую славу стяжали;
Что гнали идею и честь,
Таили прекрасному месть;
Различных газетных ищеек —
Позорящих нашу печать
И бьющих врага, словно тать, —
Посредством силков и лазеек...
Подлец, негодяй, Фарисей!
Бегите от лиры моей,
Сгорайте совсем от конвуза:
Нахальный ваш лоб избрала
Мишенью сатиры стрела! —
Направит стрелу эту — Муза!..

Часть четвёртая:

Горькие слёзы
И жгучие слёзы!
Вами от века
Наполнен весь свет...
Редки счастливые,
Светлые грёзы,
И невозможен
«Аркадский» поэт!
Сжатый в кулак,
Безрассудный и дикий —
Тонет в слезах
Полупьяный мужик...
Только и видишь
Скорбящие лики,
Только и слышишь
Отчаянья крик!
Песни старинной
Знакомые звуки
Вновь я бренчу
На гитаре своей:
Я хохочу
И рыдаю от муки,
Сердце трепещет
От гнева сильней...
Я воспеваю
Всё то же, и то же,
Скорби людские —
Конспект песен мой...
Долго ль на тему
Такую «вельможе»,
Петь мне придётся
В Отчизне родной?..

Введя в свой дом
Супругой Веру,
Я месяц жил на небесах,
И вдруг супруга
К офицеру
Ушла на-днях...
Увы и ах!..

С небес на землю
Я спустился,
Но, счастье прежнее искал...
Писал, просил,
Взывал, бесился,
Супругу звал
И... Рая ждал!..

И вот сбылись
Сны золотые,
То счел я лучше всех наград!..
Жена вернулась...
Но другие
Теперь твердят:
— У них стал ад!..

Часть третья:

Живопись

Если ты не пустомеля,
Если ты отвергнул вздор, —
Про Мадонну Рафаэля
Бросим праздный разговор.

Спора нет — она прекрасна,
Но, решен давно вопрос:
От неё не бьёт нам страстно
Реализма запах в нос.

Век иной — иные нравы
И потребности души,
Для ума — не для забавы
Ты картину напиши.

Те созданья лишь не слабы.
Где торчит средь полотна
Вид нагой дебелой бабы
И подписано — «Нана»!

Часть вторая:

Музыка

Не играй ты на рояле
Итальянщины родная:
Эта музыка, в опале,
Есть у нас теперь иная...

Современное искусство
На действительность похоже,
До костей прохватит чувство.
Как мороз пройдёт по коже...

На веревочные нервы
От него нахлынут муки...
Заиграй, давай... я первый
Разревусь под эти звуки.

Я Чайковским брежу ныне.
В Корсакова полон веры:
Что пред этими — Россини,
Мендельсоны, Мейерберы?..

Часть первая:

Сцена

Брось старинные шаблоны,
Драматург новейших дней:
То, что в дни писали оны —
Бесполезно для людей.

Не твори себе кумира
Из великих образцов.
Вряд ли надо нам Шекспира,
Если есть у нас Крылов.

Он для сцены не новинка,
По его иди пути:
Из французского ботинка
Лапти новые сплети.

Часть вторая:

… Я оду сложил и для Моря,
Чтоб дало поменьше всем горя,
Чтоб, сжалясь над бедными — нами,
Оно не хлестало волнами.
Чтоб ярость свою усмирило,
Направив попутно ветрило,
Чтоб плыли спокойно народы...
Но в Море — излишек свободы!

… Я оду сложил в честь Науки:
— Да будут и дети, и внуки
Питаться Наукой без боли,
Без чувства томящей неволи!
Отрадно душа затрепещет,
Когда свет Науки заблещет,
Раскрывши все тайны природы...
... В Науке — частица свободы.

… Я оду сложил и Молитве,
Чтоб каждому в жизненной битве
Она помогала с любовью,
Чтоб Мир не румянился кровью...
В Молитве пою за страдальцев...
Невольных и вольных скитальцев...
Молитва прекраснее оды,
В Молитве — источник свободы.

Часть первая:

… Мы любим блестящие рифмы!
За «хвостик» тайком изловив, мы
На строчки, как бисер, их нижем,
Гордясь пред весёлым Парижем.
Что в рифмах Российская Муза
Игривей, свободней француза.
Для рифмы, писать будем «оды»,
В которых есть... пропасть свободы!

… Эй, рифмы, сбегайтесь толпою!
Я с вами лечу к водопою —
Напиться струею Кастальской...
Но, в час дорогой «адмиральский»,
Обычай далёко не новый,
Грущу над «Столичною» снова,
Глотаю вслед ей минералку
И думаю, всё про рыбалку…

…Я одами — старым товаром —
Торгую без пошлины, даром.
Пороков людских не бичуя,
В таможне, авось, проскочу я?
Так ода сложилась для Неба,
Чтоб дало побольше всем хлеба,
Чтоб грело в студёные годы...
У Неба ж так много свободы!

На сцене, Оленька, не пой
Ни «Хит парад», ни «Ночь Текила» ... —
Напоминает голос твой
Осла из Нижнего Тагила...

Увы!.. Но, навевают мне
Твои фальшивые напевы:
Кутёж, Содом и — как во сне —
Лицо, из задней части, девы.

И призрак встрёпанный, хмельной,
Тебя увидев, забываю;
Но, ты поёшь и пред собой
Его я вновь воображаю....

И на ТВ, прошу, не пой,
Под вечер осени ненастной... —
Напоминает голос твой —
Как память тленна, время властно!..

Вчера в свой тесный круг сомкнулися друзья;
Под смех и говор наш ходили звонко чаши;
Вина огнистая, волшебная струя
Отвагу и восторг в сердца вливала наши.
Всех тьмы поборников, отсталых и невежд
Решились победить мы силой убежденья,
Так много было в нас и радостных надежд,
И мощи, и любви, и чистого стремленья...

Всё сделать так легко казалось нам вчера,
Но опьяненья то была одна игра...
Сегодня утром встал я с болью головною...
Лишь трезвый дня рассвет лучом блеснул своим,
Теперь я чувствую печальною душою,
Что к жизни милый бред, увы, неприменим...
Увы, стремления заветные все наши
Проходят и всегда, как пар от светлой чаши.

Угар и боль одну оставив по себе,
А отрезвившись, все покорные судьбе,
Над ними же потом мы насмеёмся сами...
Мне, кстати, помнится теперь ещё одно;
Вчера могучими мы пели голосами
Какой-то гимн иль зов на битву со врагами...
Весь мир от спячки он мог разбудить бы... Но,
Плотней закрыли мы и двери, и окно...

Налетел на село, как бандит,
Яростный ураган;
Разметал облака
И разрушил новейшие крыши...
Повалил гордый дуб,
И песком, из пустыни нарывши,
Он со свистом для тризны
Насыпал высокий курган...
Но, в саду уцелел
Золочёный дворец короля,
Уцелели и замки
Гранитные верных вассалов.
И спасенные в них
Ликовали при звоне бокалов;
И стонала без крова
И хлеба кругом вся земля...

(Сонет)

Года хранят призыв борьбы могучий,
Хранят следы священного огня... —
Далёкий звон исторгнутых созвучий,
И беглый крик смолкающего дня.
Пусть мысль твоя твердит надменно гордо,
Что лишь она теперь тебе близка, —
В борьбе врага убьёшь рукою твёрдой.
В твоей крови — минувшие века.
Красив Тесей отвагой дерзновенной,
И жажда жить безумно-глубока!
Смешон и жалок вид овцы смиренной.
Пускай сверкнут минувшие века
Мгновенным сном, огнём тоски мятежной,
Слагая новый стих мечты безбрежной.

(Сонет)

Суровы склоны круч, и дик их гордый вид,
Следы борьбы стихий смущают страхом очи,
Где шапкой тёмных мхов одевшийся гранит
Насупился и спит темнее вечной ночи.
У царства чёрных снов тоска меня томит,
В выси кричат орлы, погибель мне пророча,
И шаг неверных ног над пропастью гремит...
И горная тропа становится короче...
Я издали смотрю на дремлющий хребет,
Как будто ряд дворцов, где ангел сна живёт,
Под дымкой голубой светлеют очертанья...
Так жизнь всегда равно дарует цепь невзгод,
Но, если вдруг встают в душе воспоминанья, —
Как светлы, как нежны далекие страданья!

(Правдивые истории)

Со времен древнейших самых,
Как известно, нагреваясь
Соль с водою... —
Взять примером можем
Суп больничный, что ль...
Разделяются:
Водица исчезает, испаряясь,
Остаётся невредимой,
Остаётся целой соль...
И в статьях у юмористов
Тоже соль с водой бывает...
Но, на жизненном очаге
очень часто, господа,
Из статей —
Не странно ль это? —
Моментально исчезает
Соль...
И только остаётся
Невредимою вода!

(Правдивые истории)

В далёком детстве, я всегда,
Был мальчик хмурый, злой и дикий…
И лишь с сестрою иногда
Мы угощались земляникой.

Но, юность пылкая пришла,
Явились новые привычки
И, в дам влюбляясь без числа,
Я скоро вкус узнал «клубнички».

А ныне старость уже близка,
Я корчу жалостную мину,
И, как рябина, жизнь горька,
И нос похож, мой на малину.