В тихой дрёме многоточий

(В круговерти бесхитростных дней)

Говори «я люблю» — говори…
Что поникла головкой в тоске?
Нас закрыло собой драпери*,
Нас неслышно с тобой в уголке.

И, лови те минуты, лови,
Знает Бог, что для нас суждено…
Может быть, для блаженства любви,
Это будет мгновенье одно?

Прошепчи же «люблю» как-нибудь,
Стисни руку мне ручкой своей;
Пусть вздохнёт утомленная грудь,
Сердце пусть заколотится в ней.

Не услышат, как бьётся оно,
Не узнают и тайну твою;
Может быть, нам для счастья дано
Лишь мгновенье на жизнь нашу всю?

Примечание:
драпери* или драпли (устар.) — это то же, что портьера, занавеска.

(В круговерти бесхитростных дней)

Люблю я тебя, непроглядная, тёмная ночь!..
На тройке ли русской лечу я по лесу глухому,
Иль в поле блуждаю, не зная, чем грусти помочь,
И как угодить одинокому сердцу больному...
Ты манишь меня, о, волшебница, из дому прочь,
Влечёшь красотою, таинственной, жизненно-милой
И я повинуюсь — не в силах тех чар превозмочь,
Которыми дышит твой облик тоскливо-унылый.

Зовёшь ты... и вот я иду, как любовник порой,
Идёт на назначенный милою праздник свиданья...
Иду я послушно к тебе, а к груди молодой,
Крадясь будто, тать, подступают невольно рыданья...
И ты принимаешь меня под защитный покров,
Который весь вышит роскошнейшим звёздным узором...
И в сердце моём воскресает, как призрак любовь,
И образ вдруг милой невольно так грезится взорам!..

И чудится мне: необъятною негой полна, —
Такая же дивная ночь в моей юности шумной...
С любимой сидел в челноке... Нам светила луна,
Как-будто любуюсь влюблённостью нашей безумной...
И ночь воспевая, клялись мы друг друга любить;
Она на плечо мне головку тихонько склонила...
Душа моя жаждала чары блаженства испить
И вот из той чаши она меня в ночь ту поила.

Но время умчало все чары счастливейших лет!
Тот чёлн уж подгнил, на котором небесный напиток
Впервые испил одинокий и бедный поэт,
Познавши, в каком тайнике скрыт блаженства избыток...
А милая где, что волшебною, чудной звездой
В ту ночь, незабвенную, тихую ночь промелькнула
И сердце поэта согрела любовью святой? —
С жидом, ведь, каналья, представь, за границу махнула!

(Житейские метаморфозы)

Он дрожал,
Он был, как в бреду,
Как в угаре,
Он крикнул:
— Молчи,
Не то я ударю...
Женщина
Ничего не сказала,
Не шевельнулась даже, —
Улыбкой
Ответила на угрозу.
А приколотая
К корсажу
Чайная роза —
Увяла.

(В круговерти бесхитростных дней)

Давно я, помню, обещал
Всем рассказать, как рисовал
Головку эту наш артист.
Он взял бумаги писчей лист,
Крандашик рядом положил,
Затем, зевнув, проговорил:

— Когда наследство получил,
Я в дальних разных странах был,
И долго в Индии пожил,
Где я гипноз и изучил...
Взор обращая тусклый к нам:
Душа уже витает... там!..

Едва рукой неверной мог
Он указать на потолок,
Как засвистал тотчас же нос,
И он ушёл в самогипноз.
Но, вот... о чудо из чудес!
Крандашик в руку как-то влез...

И появилась в свет головка
Штрихами бойкими, и ловко
Смотрели глазки, губки, нос.
Орнамент греческих волос,
Головку чопорно обвил, —
И всё на свете позабыл!..

Но, тут возник у один вопрос:
— Что это, подлинный гипноз?
Или артист так «пошутил»?
А может просто разводил...

(Житейские метаморфозы)

В эту ночь золотисто-пурпурную... —
Абсолютно абсурдно-безумную,
Снова скука пришла несусветная
И шныряет, как баба буфетная.
Бродит по свету вечно жеманная
Непомерно надутая, чванная,
Худощавая, скверная, длинная —
Словно кукла ступает пружинная.
Всюду нос свой суёт без стеснения,
Целый мир хочет взять во владение,
Преисполнена вечно заботою
Заразить всех и сном, и зевотою.
Вся, упрямство она, вся бесстрастие,
Никогда ни любви, ни участия
Не прочтешь на лице её каменном,
И зовут эту тварь старцы — Каином.

(Житейские метаморфозы)

Не громка моя лира, поверьте — в ней нет
Величавых торжественных песен,
Не желаем мы с нею дивит собой свет,
Не желаем снимать с мира плесень.
Не желаем мы с нею парить к облакам
И описывать скорби мирские,
Не желаем писать громких од дуракам,
Подтирать также слюни людские.
Понимает прекрасно она, что «пером»
Дураков не убавишь в России,
Что на умных мы с ней лишь тоску наведём,
Что погромче нас были витии...
Потому не желает она обличать
Заблужденья людские, пороки, —
Далека от того, чтоб стихами давать
К жизни умной всем глупым уроки.
Моя лира игрива, всегда весела
И не плачет она, а хохочет,
Добродушна, безвредна и вовсе не зла,
Только нервы немножко щекочет.
По заказу мы с ней никогда не поём,
Мы невольники с ней вдохновенья...
Гонорар за стихи всё ж мы с нею берём
Ловко так, что моё вам почтенье!

(Житейские метаморфозы)

Нынче можно без опаски
Отравить... себе покой.
Зашибить... себе мильончик,
Обмануть... себя мечтой.
Можно резать... лист бумаги,
Бить... валета королём,
Бросить... взгляд куда угодно
И ударить... в грязь лицом...
Поджигать... свои страстишки,
Колотить... ногой клавир...
Захватить... себе простуду
И разбить... души кумир...

(Житейские метаморфозы)

Вот, злополучная
Жертва безбрачия.
Тридцатилетняя фея,
В счастье земное
В ней вера горячая
Всё угасает, слабея.

Вечно исполнена
Скорби лирической.
Сердцем свежа, как фиалка,
Как не воскликнуть: —
В наш век прозаический
Это — Весталка!

В грязном трактире —
затея каскадная,
Вина глотая стаканом,
Страсти людские
камелия жадная
Дразнит задорным канканом...

В этом разгуле —
Её обаяние,
Этот разврат в ней — приманка.
Что же, какое
Дадим ей название?
Это — Вакханка!

(Житейские метаморфозы)

Когда нам суждено
Судьбою непреложной
Расстаться навсегда
И врозь уже идти,
Когда замолкло всё
Давно в твоей груди
И слиться уже вновь
Душе моей тревожной
С твоею чистою
Душою невозможно, —
Ну что ж, — прости!..

Но, в расставанья час,
Не говори упрека!
Не обвиняй за дни
Минувшие — молю!
Не я их блеск затмил,
Не я их цвет, сгублю.
Да, знает Бог один, —
Его лишь видит око,
Как я любил тебя
И свято, и глубоко,
И, как люблю...

(В круговерти бесхитростных дней)

Вот и опять я в больнице лежу,
Снова без меры скучаю,
Смерти в лицо беспрестанно гляжу,
Нравы больных изучаю...

Сколько здесь жизнью непризнанных сил
Тьма беспощадно сломила!
Сколько ненужных и ранних могил
Людям она пооткрыла!..

Все здесь сравнялись: казах и цыган,
Сын бесшабашной Украйны…
Мира закладчик — еврей шарлатан —
Чадо испуга и тайны;

Русский мужик, не могущий понять,
Нужно-ль в болезни лечиться,
Крепко привыкший здоровым страдать
И перед смертью... напиться!..

Стонет здесь всё, как бы стоном одним,
С жизнью расчеты кончая,
Мрёт всё, дорогу давая живым,
К небу о жизни взывая...

(Крупицы глубокомыслия)

Не злись, Брат, хмурясь и ворча,
Что ты дошел вновь до печали…
Что вкруг соседи сгоряча
Вдруг что-то жалкое влача,
Тебя бараном обозвали.

Не ругань — это, не ропщи
При справедливом этом мненье…
А смысла здравого ищи
Средь мозговых своих морщин,
В таком разумном примененье.

На милость ты перемени
Свой гнев, подёрнутый туманом,
И убедись, что в наши дни,
Средь интернетной болтовни,
Совсем не стыдно быть... бараном!

(Философские заморочки)

Туман над домами сгустился.
Звезды не видать ни одной,
Ночи сумрак на землю спустился...
Видно, будет гроза над рекой!
Повисшие тучи сомкнулись,
Рассыпались крупным дождём.
При встречах с собою столкнулись,
Блеснули фосфорным огнём.

Вот ветер, крепчая, бушует,
Срывает покрышки с жилья.
Вода в берегах негодует...
Опрокинулась мигом ладья.
В догоню спешит вал за валом,
Умножить количество вод,
Наполняет собою каналы...
Наводненья ожидает народ.

Каждый житель убогой лачужки
Перебраться наверх норовит,
Затихли голоса на пирушке...
Будто буря молчать всем велит!
Вдруг яркое пламя сверкнуло,
Пожар озарил весь Восток,
Огонь сильно ветром раздуло —
Лавы огненной пышет поток.

Там сильно вода разоряет:
Уносить заборы, пожитки метёт;
Водою дома подмывает;
Селенья в ней тонут, растительность мрёт.
Здесь же огонь пожирает
Имущество, строенье, зверей;
Смрадный дым прежде их умерщвляет...
Вот так счастье пошло на людей!

(Стихи из карманов времени)

Часть третья:

Потух вулкан моих страстей!
Уж в жилах кровь не так клокочет,
И над безумьем прошлых дней
Рассудок с злобою хохочет!

Смирён бессильем гордый ум:
Он тайн природы не постигнул
И мощной силой мощных дум
Вперед искусства не подвигнул!

Он неуспехом заклеймил
Высокий мир моих мечтаний
И ядом горьких испытаний
В призванье веру отравил!..

С тех пор, отверженный, унылый,
В тоске, с разбитою душой,
Тащусь я до своей могилы
Своей избитою тропой!..

(Стихи из карманов времени)

Часть вторая:

Зимою, как летом, небес стройный свод
Мне служит надёжным покровом;
Никто ведь не призрит меня от невзгод,
Ни встретит приветливым словом.

И с нежными ласками я незнаком:
Всё ныне убогих не любят;
Меня все бегут лишь при виде одном,
Без жалости гонят и судят.

Ни разу красотки увлаженный взор
Не пал на меня со страданьем:
В нём вечно пылает презренье — укор,
Не льстит он меня упованьем.

В борьбе, посеянной с людьми и собой,
Не зная конца всем мученьям,
Я жду, когда смерть моя с лютой судьбой
Мне будет служить примиреньем.

Тогда наконец я навеки прощусь
Со всеми земными трудами
И с искренней дружбой, как брат обнимусь,
С незримыми гроба жильцами.

К могиле моей хоть никто не придёт
С тоской я печалью на сердце,
Но, путник усталый на ней отдохнёт
И вспомнить о бедном скитальце!..

(Житейские метаморфозы)

Крылатый гость, желанный друг,
Мечта, посланница небес,
С тобой не так темно вокруг,
С тобою жизнь — не мрачный лес.
О, пусть ты призрак, пусть туман,
Но для того, кто верой полн,
Не страшен жизни океан
И весел плеск житейских волн.

Чего-б мечтатель ни искал, —
Он всё найдёт в порывах грёз
И на граните голом скал
Увидит кущи алых роз.
Где света нет, — прозреет свет,
Где нет пути, — отыщет путь
И сможет, веря в твой привет,
Вперёд без страха заглянуть.

Побеждена в его уме
Невзгод бесчисленная рать...
Мечтатель может и во тьме
Зари и света ожидать.
Как утро вешнее ясна,
Мечта-подруга, ты всегда
Для мира нашего нужна,
Как воздух, пища и вода!

(Подражательные набросочки)

Птичка глупая не знает
Про магнитную волну,
На планеты не летает,
Не порхает на луну.
В долгу ночь на месте дремлет,
Солнце красное взойдёт —
Птичка интернет не внемлет,
И в нём песен не поёт.

2007 г

(Подражательные набросочки)

Зима. Сельчанин торжествуя,
На снегоходе держит путь...
Его мотор, бензин почуяв,
Гудит во всю, не как-нибудь.
Бразды эфирные вздымая, летит
В Ижору из Шанхая...
Селькор сидит на «облучке»,
С пером, не сохнувшим в руке.
Вот трактор бегает без шубы,
Колёса в землю засадив,
В коня себя преобразив.
Шалун уж заморозил трубы.
Ему не больно, не смешно,
Но, сельсовет грозит в окно.

2007 г

(Сказка)

Две души витали в мире
Между звёзд в безбрежных далях, —
Потеряв одна другую.
Две души витали в мире.

И бесцельно, и напрасно
Хороводы звёзд немые
Вопрошали с тихим стоном —
И бесцельно, и напрасно;

Грустно рея над землею,
Зерна чистых бриллиантов —
Слезы светлые роняли,
Грустно рея над землею.

И сливались эти слезы
В ручейки. И вдаль бежали
По земле звуча печально,
Бриллиантовые слёзы.

Этих слёз любимец неба
Зачерпнул поэт и выпил,
И узнал он, как витали
Две души в безбрежном мире...

(Дружеские советы)

Сила и ловкость нужны нам всегда,
В этом должны мы сознаться...
Чтобы сгибаться и гнут без труда,
Надобно в том упражняться.
Должен вполне изучить человек,
Делая в жизни карьеру:
Лазанье, прыганье, взапуски бег
И фехтования сферу.
Надо гигантские делать шаги,
Змейкой по лестнице виться, —
Пусть-ка тогда конкуренты враги
Завистью будут томиться...

(Философские заморочки)

Он парил, распластав свои крылья шатром,
Царь-Орел, благородный, могучий, —
Безпредельную ширь озирая кругом,
Рассекая зловещие тучи...

Он парит здесь один высоко-высоко,
Только с силой стихийною споря...
Шумный мир там, внизу — глубоко-глубоко, —
Он далёк и от злобы, и горя...

Не достигнуть сюда никогда, никому,
Чтоб покой гордой птицы нарушить...
В этом царстве подоблачном вольно ему
Песни ветра свободного слушать...

(Сцена с натуры)

Она была дельца созданье,
Его отец был генерал.
Она в нём чин искала, званье,
А он в ней — только капитал.

Когда отцы про то узнали —
Согласья не дали на брак:
Ей взбучку заднице задали,
Ему отец сказал: дур-р-рак!..

Полны любви и вожделений,
Смягчить надеялись потом
Отцов… без всяких позволений
Герои женятся тайком...

Пошли к отцам... Надежды мало!
И нет рассвета впереди...
Делец кричит: — Вон! К генералу!
А тот: к мошеннику — иди!

Она, ведь так, beau monde* любила,
А он ведь так «пожить» желал...
Она в артистки поступила,
А он в бандитский клан попал!

Примечание:
beau monde* (бомо́нд) — это высший свет в переводе с французского.

Автоматны твои очи
И шрапнельна твоя грудь...
В плен сдаюсь: нет больше мочи
Мне позиции вернуть.

Из орудий дальнобойных
Ты попала в сердце мне...
Перебила всех конвойных
И горю я, как в огне.

Все траншеи предоставлю —
На мою ответь лишь страсть...
Контрибуцию доставлю,
Весь отдамся в твою власть.

Все окопы перерою,
Все трофеи соберу... —
При луне ночной порою
Моей милой подарю.

(Обывательские настроения)

К чему мне смелость, сила льва, —
Что сделаю я с силой?..
Зачем слона мне голова, —
Что ум — в наш век постылый?..

Не полечу я, как орлы, —
В полёте толку мало!
К чему искусство мне пчелы? —
Я сам — пчела без жала!

К чему мне знанья муравья
И всё его уменье? —
Когда обязан прятать я
В карман мои все мненья!

Пускай надолго в крепком сне
Застыну я, как муха, —
Чтоб не тревожило извне
Ничто — больного уха!

Как рыба, погрузясь на дно,
Лежу я без движенья…
Так подари, судьба, — одно
Воловье мне терпенье!

(Песенный текст)

Позабыв обо всём на свете
Были мы влюблены, как дети...
И безумный горячий ветер
Нас согрел с тобой.
И от этого наслажденья,
Сердце замерло на мгновенье
Окружает меня забвенье —
Нежный голос твой.

Припев:

Птицами белыми,
Когда-то сделались
Мы с тобой...
С крыльями смелыми,
Быстро летали мы
Над землёй.

Поднимаясь в седые дали
Мы с тобою любовь искали.
Улетали и точно знали
Не вернёмся вновь.
Те мечты, что казались тенью
Засияли, нам беспределью
И достойная поклоненья
Ожила любовь.

Припев: тот-же

(Песенный текст)

Есть глаза, как бирюза,
Да, я свято их люблю...
И в лазурь, их с песней нежной,
Уронил(а) я (вдруг) небрежно
Юность резвую мою.

Есть глаза, как сталь ножа,
Взгляд их близок взгляду змей,
Взгляд их холоден, как лёд,
Ими скован, был полёт
Первой радости моей.

Есть еще глаза одни...
Я их взглядом дорожу...
Их звериный взгляд ловлю я,
Но, как жадно их люблю я —
Никому не расскажу...

Но, пришлось мне в эти дни,
В том виновен тайный фатум,
Встретить пару новых глаз...
И они мне в этот раз
Ставят, нежный ультиматум.

Там, где синею волною
Море бьёт о берега,
Где над грозною скалою
Блещут вечные снега,
Где орёл ширококрылый
По поднебесью парит,
Где всё грустно, всё уныло,
Где безмолвие царит,
Там, где с огненной клюкою
Ведьма старая живёт,
Где полночною порою
Привидений хор поёт,
Там, где фурии мгновенно
Дикий голос завывал,
Там, признаться откровенно,
Никогда я не бывал...

Бледного Севера дочь,
Светлая, белая ночь
Сумрачным кажется днём.
Жду. Ты пришла. Мы вдвоём...
Наконец мы одни...
Я тебя обнимаю, ласкаю...
Засверкали огни —
Ты готова отдаться,
Я знаю.
Ночь светла, холодна,
Всюду ровный рассеянный свет,
Страсть мгновенно погасла,
Огней, охвативших нас, нет.
Я один. Ты ушла.
Всё кругом без тебя опустело,
Сном, я не в силах забыться —
Хочется ласки, любви,
Охватить твое жаркое тело...
Рвусь я, метаюсь, не спится...
В гневе бессильном,
Немом одиноко страдаю, рыдаю... —
Светлая, белая ночь,
Проклинаю тебя, проклинаю.

(Осенние мелодии и отголоски)

I.
Греет солнышко скупо,
Низко туча висит,
И гниющего трупа
В поле запах разлит.

Где ж с соседкой прогулки,
Летний зной и мечты,
Деревенские булки,
И любовь, и цветы?

Нынче ем я без вкуса.
По ночам я грущу,
Косорылый от флюса
Все соседку ищу!..

II.
Две трясогузки болтают у речки,
Я их послушал…, о чём говорят?
Плохо, сестрица, в квартире без печки,
Утки в Италию, слышно, летят.

И у меня полететь есть охота,
Только вот денег нигде не добьюсь!
Я танцевала вот здесь у болота,
Антрепренером какой-то был гусь...

Денег не отдал, нам... скрылся без вести...
Не постыдился народной молвы...
Этого гуся, ответьте по чести,
Милый читатель, не знаете ль вы?

Не уйти от лютой стужи.
Хмурый Север тучи шлёт.
По утрам скрывает лужи
Звонкий, тонкий, слабый лёд.
Свод небес, как летом — синий,
Только лес уныл и пуст.
Кружевной блестящий иней
Одевает каждый куст.

Выйди, — крохотные жальца
Окружат со всех сторон,
Мёрзнут уши, мёрзнут пальцы,
Раздражает крик ворон.
На реке не видно круга.
Скучно, клёва нет давно,
Скоро, скоро будет вьюга
Плакать, выть, — стучать в окно.

Что ж, мети, зима, сугробы!
Встретим мы твои деньки
Без печали и без злобы.
Вынем лыжи и коньки.
Заскрипят по снегу лыжи,
Под коньками хрустнет лёд.
Что ж, иди, зима, иди же!
С цепью звонкою для вод.

Брось на глади рек оковы,
Расстели вокруг снега...
Пусть наряд оденут новый
Лес и реки, и луга!

Среди бедствий одинокий,
Утомясь в дневной борьбе,
Погружаюсь в сон глубокий
С тайной мыслью о тебе.

Ночь влечет меня к забвенью
Бесконечной суеты...
И, как призрак, робкой тенью
Надо мной витаешь ты...

Тихий сон открыл глаза мне
И увидел я: орёл,
Отдохнуть присев на камне,
К бездне неба взор возвёл.

И прочел я в нём страданье
Гордых дум от суеты
И тоску без оправданья
Неоправданной мечты.

В поздний час дорогой дальней
Месяц по небу плывёт,
Бледнолицый, идеальный,
С пылким сердцем Дон-Кихот.

В бой со злом, глухим и тёмным.
Вышел рыцарь-пилигрим...
Звёзды блещут... Тучи сонмом
Отступают перед ним.

Призрак ночи встал над бором.
В тусклом мраке тонет даль:
Смотрит месяц кротким взором,
На челе его — печаль.

(Лирика со слезой)

Люблю я с детства дальний Север,
Опрятность праздничных берёз...
И полевой душистый клевер —
Милее мне колючих роз.

Иду, мечтая, по дорожкам,
Кивнёт навстречу колос ржи,
Любуюсь розовым горошком
И васильками у межи…

Вновь незабудок у опушки
Любимой девушке нарву,
Спрошу по-детски у кукушки:
— Сколь много лет я проживу?

О прожитом душа тоскует,
Любви при ревматизме нет,
Кукушка вежливо кукует
По счёту с чем-то сотню лет…

Пройду леском, вернусь к запашке
Окутан летним хмелем чар,
И погадаю на ромашке —
Пришлют иль нет мне гонорар?

В парадном белом сарафане
Зима спустилась на Неву.
Надевши шубки, Сарра, Фани
Спешат в санях на рандеву.
Повсюду снег, куда ни брошу
Свой взгляд, лег скатертью живой
И, чуя «первую порошу»,
Промчался заяц... биржевой.

Зима. И старец среброкудрый,
И женский локон золотой
Блестят серебряною пудрой;
А ночью, сквозь туман густой.
Светлей глядит луна рябая;
У всех веселье на уме,
Лишь, снег лопатами сгребая,
Не рады дворники зиме.

Куст тёмных никнущих портьер.
Усталых, как под снегом, хвоя,
Смежает царства чуждых сфер
Её и моего покоя:
Там, за портьерами, она
В вечерне-розовой светёлке,
На кресле мягком у окна,
Вдевает шелк в ушко иголки.
Ей все равно, какой узор
На полотно иголкой бросит:
Её спокойный синий взор
Не ждёт, не ищет и не просит.
Он тихим счастьем утомлён,
Он полон запаха жасмина...
В светелке бродит лунный сон,
Сгущая тени у камина...
А у меня покой иной,
Иной уж тем, что робким взглядом.
Ищу я тень в глуби стенной
И знаю, верю, что со мной
Она ютится где-то рядом!..

Что делать с временем осенним и с собой,
Когда по стёклам дождь колотит проливной
И выглянуть нельзя на улицу, — а дома
Взад и вперёд ходит смертельная истома?
Зевай, иль спать ложись, или в окно смотри,
Как в лужах прыгают и пляшут пузыри…
И многих, в чьей душе свила гнездо беспечность,
Увидишь той порой с айфонами в руках…
Чтоб разогнать хандру и время на рысях,
Или в галоп пустить скакать в немую вечность,
Другие поважней, толкуют о делах,
О дипломатии, — a те о рысаках,
О модных женщинах, иль об охоте псовой,
А тот, исподтишка, не выпуская слова,
Прижавшись в уголке, довольный сам собой,
Глядится в зеркало, или с двойным лорнетом
Любуется псом Арчи иль Атлетом…
А я, — я слушаю, поникнув головой
И мыслью уносясь горячей в дни былые,
Как в лужи падают с крыш капли дождевые.

Уже смерилось давно,
Тихо дремлет село —
Что за ночь — точно день;
И тепло, и светло!

В скромный мой кабинет
Месяц луч заронил,
И окна переплет
На стене отразил.

Кофе полный стакан
Предо мною стоит,
И раскрыт на столе
Журнал новый лежит.

Но, увы, как на зло,
Сколько кофе ни пью, —
Только стану читать, —
Так сейчас задремлю.

Часть вторая:

И вам, друзья до «этих» дней,
И вам привет души моей,
Хоть об иных я к сожаленью,
Признаться, Пушкинского мненья*...

Но ты, мишурный, жалкий свет,
Всегда спокойный и холодный,
Где мысли нет, где сердца нет,
Где всё прикрыто маской модной,
Где долго, тщетно я искал
В сердцах живой, священной веры
В высокий, чистый идеал,

И где так приторны манеры
«Высоконравственных» девиц
И квази-просвещённых лиц,
Где совесть ничего не слышит,
Где всё обманом, ложью дышит,
Где средь людей один живёт
Эгоистический расчёт;

С тобой мне не зачем прощаться
Затем, что нет причин бояться,
Что там, куда я жить приду,
Такого ж света не найду!..

Примечание:
Пушкинского мненья* — Избави Бог вас от друзей!

Часть первая:

Прости, прости, мой край родимый!
Как знать, увижу ль скоро я
Твои роскошные поля
И твой простор необозримый?
И ты, широкий Днепр, прости!

Твоей лазурною волною
Там глаз не тешит мутный Дон,
Где проживать я осужден
Моей капризною судьбою.

Прости и город над Днепром,
Где ранней юности привольной
Струей живой и своевольной
Пора промчалась день за днём
В разнообразии живом;

Где первой мысли робкий лепет
Средь детских слышался речей,
Где первых чувств священный трепет
Душой овладевал моей...

Где в ней рождались, крепли, зрели
Начала правды и добра,
Где пробы робкие пера
Впервые Белый Свет узрели.

(Элегия)

Как будто бы вдова по муже дорогом,
Глубоким трауром природа вся одета.
Тоскует, бедная, с нахмуренным челом
Она по гении угаснувшего лета:
Он умер, иль почил вплоть до самой весны.
Холодный, грустный дождь струится с вышины,
Как будто горькие и искренние слезы...
Лес облетающий, печальные берёзы, —
Все плачет горестно, а ветер из ветвей,
И воя, и шумя, заводит панихиду...
В печально-серую и мрачную хламиду
Всё небо облеклось... Как будто ордена
Вслед за покойником, мерцают звёзды ночи,
Надгробным факелом из туч коптит луна,
Сама Аврора трёт заплаканные очи...
Печальный же поэт всех горестней, увы:
Цевница, вся в грязи, покрыта тленым прахом,
И состязаться он не смеет, полный страхом,
С нахальным окриком ликующей совы...

Жизнь все гаже и гаже,
Счету мерзостям нет;
Трусит истина даже
Показаться на свет...

Нет былых идеалов,
Мысль бредет в полусне,
Дураков и нахалов
Речи слышны одни...

Как давить не устанет
Рок нас с разных сторон?
Если… с небушка взглянет
Вниз опять Скорпион!..

Недавно я ночью увидел
Загадки исполненный сон,
Боюсь я, чтоб дам не обидел
Своим заключением он.
Мне снилось, одна за другою
Две ведьмы верхом на метле
Спустились над Лысой горою
И кошку варили в котле.
Над скалами звёзды горели,
И ползал холодный туман,
А ведьмы визжали и пели,
И даже плясали канкан.
Когда же они накалили
Чугунный котёл до бела,
Со смехом сто змей опустили
В кипящую воду котла.
Вдруг пена сильней заклубилась,
И тихо из пасти котла
Прекрасная дама явилась,
Как мрамор каррарский, бела.
Разинул, я рот в изумленье
И с ужасом тайну постиг:
У дамы кошачьи движенья,
У дамы змеиный язык.

Я давно брожу по свету
И косой своей
Столько лет спровадил в Лету,
Что не счесть, ей-ей!..

Утомлен таким походом,
Я гляжу, порой,
Как утешен Новым Годом
Жалкий род людской.

Мне смешны его волненья,
Грёзы и мечты, —
Каждый год — лишь повторенье
Прежней суеты.

Эх, устанешь так мотаться!
Надо знать и честь...
Я б и сам не прочь, признаться,
В чёлн Харона* сесть...

Примечание:
Харон* — в греческой мифологии — это перевозчик душ умерших через реку Стикс (по другой версии — через Ахерон) в подземное царство мёртвых. Сын Эреба и Нюкты.

Лишь пачка всего
Лотерейных билетов
Одна ты осталась
В моём кошельке,
Одна ты сокрыта
От алчного света,
Твои же подруги,
Увы, — вдалеке!..

Давно-ль ты с подругами
Вместе лежала!
Тебе поклонялись
Фортуны рабы,
Ты всех, кто ни взглянет,
Собой соблазняла,
Но, счастье не прочно,
То воля судьбы.

Довольно, ты время
Своё пролежала,
На поле войны,
На зелёном сукне,
Остаться со мной
Ты одна пожелала...
Но, ты ненадолго
Осталась при мне.

(Правдивые истории)

Реальность так вошла повсюду в моду
И даже в плоть, и в кровь,
Что нынче девушки толкуют про любовь
И про луну, и вообще природу, —
Иначе, духу времени в угоду,
И вот тому пример:
Случайно залетевши в пыльный сквер,
В кустах две птички нежно щебетали,
И словно о любви взаимной распевали,
А девица столичная... Таких
В столице фифочек, конечно, вы встречали
Смотрела с изумлением на них
И думала: как ныне, так и присно*,
Что глупы птицы все:
Дивясь своей красе,
Они друг друга любят бескорыстно.

Примечание:
Присно* — раньше.

Мне скучно, безбрежное море, с тобою! —
Покорно предавшись немому покою,
Ты мертвой равниной раскинулось вдруг,
Окутано дымкой тумана вокруг.

Мне скучно с тобою, могучее море,
Когда на твоём необъятном просторе
Не слышу мятежного ропота вод,
Не вижу валов, устремленных вперёд.

Мне грустно и больно, родная стихия,
Когда ты ласкаешь утесы глухие
И льнёшь к горделивому камню порой
Медлительно-мягкой и робкой струей.

Довольно покоиться сном терпеливым,
Мечтать под покровом тумана стыдливым —
Встань, море, на бой с неустанным врагом —
С громадой утесов, нависших кругом!

Я жду, чтобы снова увидеть, как волны,
Не ведая страха, отвагою полны,
На приступ сплоченной толпою спешат,
И камни под дружным напором дрожат...

(Правдивые истории)

В грязной жизни, в старых книгах
Давно истину ищу,
Но, её из этой грязи
Выкопать я не могу.
Ведь на этой грязи тонкой
Истине простой и робкой
Удержаться нелегко —
И она пошла на дно.
А взгляните — ложь с обманом
Поверху ещё бегут
И ко мне, хоть не ищу их,
Так и лезут, так и льнут.
У них костюм всегда по моде,
И даже говорят в народе,
Что связи у них большие
И капиталы недурные.

...Оазис с родником в пустыне раскалённой
Увидел вдалеке усталый пилигрим,
— То призрак лишь... мираж!.. — сказал и, утомлённый,
В унынии немом остался недвижим...

Случайно отыскав в душе опустошенной
Надежду робкую на близость светлых дней,
Я, с жизнью сумрачной надолго примирённый,
Поверил, как дитя, и в правду, и в людей.

Дни мелочных тревог и тяжких испытаний
За чудный миг один я радостно забыл;
Но... сладость тайную исполненных желаний
Я преждевременно сомненьем отравил.

— Те дни пройдут — подумал я невольно,
— Промчатся, как у нас на севере весна!..
И сердце сжалось вдруг, так мне стало больно,
Так жаль минутного, обманчивого сна!

...Оазис с родником в пустыне раскалённой
Увидел вдалеке усталый пилигрим,
— То призрак лишь... мираж!.. — сказал и, утомлённый,
В унынии немом остался недвижим.

Нет возврата прошедшему счастью,
Нет исхода в несчастье твоём!
Ты не жди ни любви, ни участья,
Пораженная вечным стыдом.
В бедном сердце ты спрячь свою муку,
Слёз горячих напрасно не лей,
Ты изведала жизни науку,
Ты не даром постигла людей...

Сердцем юным ты раз полюбила,
Безотчетно ему отдалась,
Молодую ты жизнь загубила,
И змея в твоё сердце впилась.
Он своё самолюбие тешил,
Как игрушку тебя он любил,
Как на куклу наряды он вешал
И, как куклу, тебя он разбил.

А толпа твоё имя поносит,
И стыдится встречаться с тобой,
Но, никто не узнает, не спросит,
Кто убийца души молодой.
Нет возврата прошедшему счастью,
Нет исхода в несчастье твоём,
Ты не жди ни любви, ни участья,
Поражённая вечным стыдом.

(Прикольные болтозные стихички)

Заводкилася порт-территория,
Хулиганится манипуляция,
Ежеднюся пьянится история
И бессилица администрация.

Так в инете теперь хроникерится
И откуда сведнится всё и́мится?
Быть можисто немного и вздорится...
Но, безъогонно дым, ведь, не ды́мится!

Завнимайтесь же вы территории,
Загоняйте всё ваше влияние.
Освободните нас от истории
И от всяко-пьянельной компании.

Без того ведь мы много Мефодились,
Хоть планились огромными планами...
Пощадите! Итак занародились
Наши улицы всехулиганами!

Ночь светла... Заботы кинем... В лучезарной красоте
Млечный путь в пространстве синем чудно блещет в высоте.
То «Молочная Дорога,» есть преданье, что по ней
От житейского порога мчится в вечность рой теней…
К царству рая, к царству света... Астрономы ж говорят,
Что миров мильоны это вековечные горят...
Миллионы, триллионы!.. Им копца и счёта нет...
С высоты на небосклоны чудно зыблется их свет.
Мифы древние вещали, будто боги с высоты
Чудотворно превращали или в звёзды, иль в цветы
Тех, кого они любили, кто безвременно убит,
Взрос цветочек на могиле, в небе звёздочка блестит.
Так блеснули в небе ясном Вероники волоса,
Стал Нарцисс цветком прекрасным, манит взор его краса...
Но во мне мечта другая, я, мятежный сын земли,
Полон грёзою, мечтая, что в лазоревой дали —
Этот блеск и искры света без конца и без числа
Не борцов ли души это против тьмы и против зла?
Их погибли миллионы... Да, писатель, и поэт,
Ждут вас также небосклоны увеличить звёздный свет...

Мысль — орлица молодая,
Песня — вольный соловей...
Жребий их, не уставая,
Быть детьми родного края
В светлом воинстве идей.

Смело мысль несётся к свету,
Песнь звучит, как серебро...
Сочетая ту и эту,
От судьбы дано поэту
Сеять правду и добро.

Пусть же дни его унылы,
Пусть он страждет на земле...
Счастлив тот, в ком хватит силы
Быть бесстрашно до могилы
Миру светочем во мгле.

Явился к бедняку волшебный светлый гений,
Покинув в час ночной надзвёздные края.
Бедняк, окончив труд, забыл ярмо мучений,
И гений провещал: — Мой друг, я — смерть твоя...
Возьму тебя я в мир, где слаще жизнь и краше.
— Так что ж! — сказал бедняк, — я, благородье ваше,
Готов... — Но ты отчёт мне прежде дай земной:
Ты веровал?.. — О, да! — Во что? — О, сударь мой,
Мне было некогда и думать-то про это...
— Ты любишь ли кого в стране земного света?
— Люблю... — Кого? За что? — Эх, сударь мой, о том
Подумать некогда мне было за трудом...
— Мечтал ли ты о чём? — А уж не помню, право,
В заботе век мечась налево и направо...
— Простил ли ты врагам, нуждаясь и скорбя,
Что затупили так, измучили тебя?
— Да некогда прощать мне было, милый барин,
Как некогда на них сердиться было мне...
— Ты думал ли про край, что свят и лучезарен,
Что души ваши ждёт в небесной вышине?
— Я, барин, иногда видал его во сне...
— Ну, так ступай за мной! — с улыбкой молвил гений, —
И на досуге там, в стране святых лучей
Поговорим с тобой о судьбах поколений
И о судьбе былой твоей...

Песком занесённый,
Холодный гранит
О дубе привольно
Растущем тоскует,
Что гордо с вершины
Скалистой глядит
И, в золоте солнца
Купаясь, ликует.

И грустен, и хмурится
Дуб вековой,
Любуясь, как вольные
Скачут олени,
Как с криками радости
Полной, живой
Бегут они в лес
Под зеленые сени.

Скучает олень
О могучем орле,
Что пьёт столько света,
К лазури взлетая, —
И полон тоски
Человек на земле,
О вечном безумно
И глупо мечтая...

(Правдивые истории)

Тихо, кротко в окно серебрится луна,
Полно всё вдохновительной чары.
Я пою и бряцаю в тиши у окна
По струнам сладкозвучной гитары.
Я один... никого не боюсь и вполне
Я предался волшебнице-песни...
Всё, что скрыто в душе, что в её глубине,
Все, ликуя, восстань и воскресни!

Да, никто мне не в силах теперь воспретить
Вылить тайные помыслы в звуки...
И никто не порвет эту светлую нить
Упоенья, восторга и муки...
Я, как ветер, свободен... Молчанья печать
Мне никто на уста не положит.
Я могу и смеяться, могу и рыдать...
Кто меня в тишине потревожит?

И, что же я нижу: затмилась луна...
Всё померкло, и в это мгновенье
Харя стража ночного из фортки окна
Вдруг предстала, как будто виденье...
Сердце ужас объемлет, я будто в огне...
Но, вещает мне голос в окошко:
— Батя, сделайте милость, пожалуйте мне
Рублей сто, отогреться немножко!..

Радугу неги весенней,
Ласк, отравляющих кровь,
Ревности, клятв, уверений —
Назвали словом: любовь.
Эта — не мучила ревностью,
Эта — любила без клятв.
Лишь неизменной верностью
Цвел обожающий взгляд.

Эта — за мной ходила,
Словно вторая тень.
Эта — с меня не сводила
Глаз золотых весь день.
Может, сладчайшее счастье —
В том, чтоб лежать у ног
Или вдвоем сквозь ненастье
Слушать охотничий рог?

Шли мы опавшими листьями.
По лесу — шёпот и хруст.
Осень мехами лисьими
Кутала каждый куст.
Я уезжал — и скука
Ей застилала свет.
Жаль, что была она сука,
Жаль, что её уж нет.

Жалко, что выстрел меткий
С брызгами крови отряс,
Будто с поникшей ветки,
Спелые ягоды глаз.
Люди мне дороги. Кровно,
Крепко я слит с людьми,
Но вспоминаю любовно
И о собачьей любви…

О, Грета!.. На твои глазёнки
Гляжу я... Глазки хороши.
В них тени, отблески так тонки...
Глаза ведь зеркало души.

И вижу я твое сердечко,
И как душа отражена.
В душе ты каждое местечко
Мне освещаешь, как луна.

Я вижу всё, что там таится:
Будь там иль радость, иль слеза.
Всё, всё в глазах твоих светится.
Да, зеркало души — глаза...

Но вижу я, как отразилось
Ещё в глазах твоих и то,
За что, я вижу там, влюбилась
В меня, прелестная, за что?

И вот скажу я без обмана:
Глаза у женщины, мой свет,
Еще есть — Зеркало Кармана
Мужского, миленькая Грет!..

Посвящается моему брату Валерию Кривопалову

Посмотри, вокруг туманы
Стали плотною стеной.
Всюду бесы, для охраны,
Заграждают путь порой?

Но, своей дорогой, Брат мой,
Смелою стопой иди…
Видишь: вот туманы — глубже…
Уступили… впереди!..

Ты стремись к заветной цели
Сквозь строй бесов подойти, —
И тогда туманы жизни
С твоего уйдут пути!..

Посвящается моему брату Валерию Кривопалову

Прошла гроза... Не видно облаков
На голубом просторе необъятном;
Пчела пьёт сок с душистых лепестков
И реют ласточки в пространстве ароматном...
Пышнее распускаются цветы
И чище их благоуханье...
Всё полно дивной, чудной красоты, —
Во всём, весна, твоё дыханье!

Распустились красивые маки;
Ярко-красные маки горят
И в душистом чаду, в полумраке
Молчаливо к себе нас манят.
Они дышат чужим ароматом,
Но влекут нас своей красотой.
Их рассвет идёт рядом с закатом...
Мак увял, едва сорван рукой...

Живешь ты, Брат, волнуясь вечно,
Спеша, отдавшись весь труду,
А я, и тихо, и беспечно,
Объятый ленью жизнь веду;
Таким различьем обладая,
Мы всё-таки свершаем вдруг,
Как пара стрелок часовая,
Один и тот же скучный круг.

Воспоминание — печаль,
Воспоминание — отрада...
Всегда душе чего-то жаль,
Всегда душе чего-то надо!
Порой любовь забытых дней
Восстанет в облаке тумана —
И не рыдаем мы над ней
И не клянём её обмана.

И боль, и скорбь минувших лет
Не давит душу словно бремя:
Давно изгладило их след
Всё исцеляющее время...
И лишь немногие часы
Блаженства бледного земного —
Былых надежд, былой красы
Алкать и жаждать манят снова!

Так путник издали глядит
На кров родной перед разлукой,
Ни огорчений, ни обид
Не вспоминая с горькой мукой...
Ненастна ночь и путь далёк;
И долго он—тоской томимый —
Родимый видит огонёк
И вспоминает кров родимый!..

Царят под водою
Волшебные чары:
В лазоревом свете
Цветут ненюфары.

Проворные рыбки
Резвятся, как дети...
А их окружают
Огромные сети...

Коварные сети
Из мира другого —
Из гордого мира
Рассудка людского;

В котором, однако,
Все люди и сами
Опутаны крепко
Своими сетями...