На завалинке столетий

(Из современного дневника)

Обласкан долей благодарною,
Друг говорит: — работать лень,
Но, жизнь ведёт он регулярную:
Сидит в пивбаре ночь, и день.

Кроет осень желтым листом
Пойду в лес с социалистом.
Прощай Ваня, прощай Яша,
Ты не жди меня, мамаша.

Я не верю уже Вере,
И уж Любу не люблю...
Не маню к себе уж Маню,
Перед Юлей — не юлю.

Вы здесь? Опять хотите ль вы
Иметь адептов, богослов, —
Чтоб вам внимали львицы, львы?..
Не ошибитесь, бог ослов!

Читаешь книжку ты одну
В год, веруя, что чтенье
Вредит глазам, мешает сну
Да и пищеваренью.
Не верь, друг, этой болтовне.
Читай, не только лишь при мне!..

Если хочешь иметь свой домок,
А не только воздушный лишь замок, —
Сторонись, друг, не пешек, а дамок,
Своё сердце закрыв на замок!

Если жаль тебе денежных пачек
И спокойная жизнь дорога,
То скачи, друг, подальше от «скачек»
И отнюдь не беги на «бега» ...

(Правдивые истории)
Жизнь человека ничтожна, кратка.
Вечен один путеводный наш гений.
Так за веками проходят века, —
Звенья в цепи поколений.

Думали прадеды, будто живут
Лишь для себя, но уснули в могиле,
Их же открытья, усилья и труд
В пользу лишь нам послужили.

Камень за камнем возносим мы все
Медленно строимом храме науки.
Деда посев на его полосе
Жнут благодарные внуки.

Сами бросают они семена,
Даже не зная — что будут за всходы:
В мире наступит иная весна, —
Узрят иные народы.

Участь и наших потомков одна —
Тоже служить для иных поколений.
В жизни же пьём мы, как влагу вина,
Сладость с отравой мучений.

Жаль одного, что работник-герой
Часто в мученьях сокровища вносит,
А тунеядец презренный порой
Цвет наслаждения косит...

После летних всех «закрытий»,
Разных «буффов», «эльдорад»,
Всяких «зрелищ» и «событий»
Отдохнуть ведь всякий рад.

Надоели нам певицы,
Оперетки и балет,
Все «садовые девицы»,
Взвизги пошлых шансоньет.

Опротивели нам драмы,
Частной оперы вытье,
«Премированные» дамы,
Безголосое нытье...

Но, кому какое дело,
Что противно нам, что — нет?
Для зимы у нас «умело»
Собран новенький балет.

Двери лекционной залы
Отворились лишь для драм…
И пошли на нас вандалы, —
Войско новых «этих» дам.

Прошлого счастья неясные блики,
Свет лучезарный далёких очей...
Сердца мятежного, сжатые крики
В сером тумане холодных ночей...

Хочется гневно, упрямо, до боли,
Звенья былого навеки порвать...
Цепи постыдные, рабской неволи
С сердца усталого бережно снять.

Но, заплетается сетка проклятая
Острых извивов, горячих лучей…
Мысль горделивая, чувством не сжатая,
Меркнет пред взором змеиных очей.

Прочь же условности голос томительный,
Лотос блаженства меня обовьёт!
Тайн, недосказанных шорох медлительный,
Вспыхнув в лобзанье, навеки умрёт.

Посвящается паре лошадей Петергофа

Извозчик, не труби в рожок свой слишком яро,
Ты можешь испугать своих несчастных кляч!
И так испугана донельзя эта пара —
Бредёт и не бредёт... Ну, просто хоть заплачь!

Ведь ты не музыкант... Бемоля и бекара
Сыграть не может игрушечный твой рог, —
Вот если б ты его забросить только мог —
Труднее выдумать для кляч полезней дара!

Положим, что в рожке не будет веса с пуд,
Но, каждый золотник для кляч подобных труд!
Воскликнуть мы должны: — О, времена! О, нравы!

То нам лишь музыкой терзали только слух, —
Теперь и лошадей ей мучить стали вдруг...
Эй, люди — деспоты, изменитесь, когда вы?..

Идут дожди, дожди, дожди...
С утра день смотрит, хмуро, кисло.
Увы! Хорошего не жди, —
Природа-мать совсем раскисла.
Теперь все — беден ли, богат, —
На небеса взглянув уныло,
Печально, грустно говорят:
Засентябрило!
С болезнью разною заныл
И тот, и этот обыватель,
И вопиет он, что есть сил:
— За что-ж напасть сия, Создатель?
Но рад, зато и весел врач;
Проснулась в нём и мощь, и сила...
О, эскулап! Теперь не плачь, —
Засентябрило!
От сна восстал и адвокат:
Ведь осень — дел в суде начало.
И просветлел юриста взгляд,
И радость в сердце заиграла;
На всех он братски так глядит,
И улыбаясь очень мило,
Вот, наконец-то, — говорит, —
Засентябрило!
Субъект обрызган грязью весь,
Ревёт белугой просто ныне:
— Ну, право, хоть в бутылку лезь
От экипажей на резине!..
Спасенья нет совсем от них;
Резины пешему — могила
Теперь, когда на мостовых
Засентябрило!
Но, кого тугой карман.
Тому и осень — пир, конечно;
Но, как турецкий барабан,
Мои карманы пусты вечно,
И мне об этакой поре
Дышать трудней, смотрю я хило,
Все потому, что на дворе
Засентябрило!

(Правдивые истории)

Часть первая:
Вся окутана пологом чистых снегов,
По степям раскидавшись безбрежным,
Сладко Родина сном безмятежным
Спит, и блещет над ней неба синего кровь,
Будто грудь генерала звёздами,
А созвездия кротких полночных светил,
Как глаза ревизора, что взятку схватил,
Ей любовно мигают лучами.
И баюкают Русь на просторе степей
По ночам, как дитя в колыбели,
Белоснежные няньки-метели;
Однотонную песнь воют волки над ней,
Ветви сонных газет и журналов
Шелестят, разрастаясь подобно лесам,
И из дебрей словесности вторит волкам
Глухо, издали вой либералов.
Снятся сны золотые и дивные ей,
Грёзы, полные сладкой отрады:
Спичи, тосты, обеды, награды,
Торжества, юбилеи почтенных людей,
На доходных местах повышенья,
Дамы, двойки, валеты, тузы, короли,
Снисхожденье и милость от сильных земли,
Водка, праздник, блины, представленья...
Снится сон ей другой, что с Европой она
Мчится в запуски быстрой стрелою,
И далёко у ней за спиною,
Запыхавшись, Европа, всех сил лишена,
По проспекту прогресса отстала…
Спотыкаясь на каждом шагу со стыдом,
Быстроногая Русь же в прогрессе своём,
Длинный нос ей уже показала!..
А лишь только проснётся дитя поутру
И глазенки откроет с рассветом,
Аппетитно зевая при этом,
Тотчас в куколки резво затеет игру.

Теплом пахнуло тайно с юга,
Ушли снега, мороз и вьюга;
Сияет солнышко с небес,
Средь зеленеющего луга,
Весна идёт — пора чудес!
О ней мечтали, как о чуде,
Навстречу ей, презрев безлюдье,
Волшебный луч рассеял мрак,
И аромат вдыхают люди,
Изгнавши суеверный страх!
Под благодатной лаской света,
Вся зацелована, согрета,
Природа пышно расцвела...
Цветами вся земля одета,
Черёмуха белым-бела...
В лесу, где воздух благовонный,
Жужжит пчела, в истоме сонной,
Стыдясь, вдали краснеет мгла,
И соловей поёт влюблённый...
Желая всевозможных благ!
За летом вслед приходит осень.
Не так чиста уж неба просинь,
Порой раздастся ветра свист...
Хоть зелены верхушки сосен,
Но на берёзе — жёлтый лист,
Потухли летние зарницы,
К теплу от хлада мчатся птицы,
И журавлей летит косяк...
А пожелтевшие «страницы»,
Летают на семи ветрах!
Зима. Кружась, слепят метели,
Поля мучнисто побелели,
Гуляет Дедушка-Мороз...
Спит в белоснежной колыбели
Юдоль, полна весенних грёз...
И там, где всё цвело и пело,
Пустынно вкруг, всё помертвело,
Мечты источник сил иссяк...
И, душу чтоб согреть и тело,
Иду, меж безднами, скользя!..

(Людоедское стихотворение, перевод с папуасского)

Взял я лук и вынул из колчана
Три стрелы для пламенной охоты.
Близок час... Недаром встал я рано:
У меня сегодня три заботы.

Вот одна из них: пойду к ручью я, —
Ходить там Неё тропой лесною, —
Сердце ей, изменнице, сражу я
Этой первой острою стрелою.

В ночь потом возьму стрелу вторую
И направлюсь в хижину Табело,
Где нарушив тишину ночную,
Ту стрелу вонжу врагу я в тело.

И оставлю третью для себя я;
Мне покой от грустной жизни нужен, —
Я умру, и рад, что, умирая,
Послужу товарищам на ужин.

(Запесенная песня)

Наши рыцари болота
Смело выступят в поход:
Началась уже охота
И стрельба везде идёт...
Так попробую пока я
Подстрелить зарядом... слов!
О житейском вспоминая,
Спеть я вот о чём готов!..

Если вижу я банкира
Или лик ростовщика —
Кровожадного вампира
На горбе у старика, —
Я им всем на суд киваю:
Чем, мол, шляться на Руси.
Так просить я вас желаю:
Господа, венезиси*!

А когда передо мною
Раскрываются дела.
Где герой доволен тьмою,
Где его рука смела, —
Обличителя зову я,
В ком остёр сатиры стиль,
И кричу, народ волнуя:
Ну-ка, брат, скорее — пиль!

Усмотревши самодура
С деревянной головой —
Препротивная фигура! —
Возглас мой совсем иной.
Говорю ему я строго: —
Берегись, почтенный муж!
На себя берешь ты много, —
Цыц, нишкни! Тубо и куш!..

Примечание: венезиси* (англ.) — команда собаке: ко мне, сюда…

Вдали — прекрасный вид!..
Роскошные наряды...
Движенья плавные
И стройный разговор...
Могучий плеск волны...
Манящий взгляд наяды...
Волшебный лунный свет...
Зеленый, шумный бор...

Но там, вблизи — не то!..
Унылая картина:
Ряды заштопанных,
Окрашенных холстин...
Затверженная речь...
Искусственная мина...
Уставший вид фигур
Вспотевших балерин…

Идеалист! Тобой
Всегда галерки полны...
Ты думаешь одно,
Возвышенный певец!
Но, тот, кто там, в пыли
Устраивает волны, —
Тот думает о том,
Что скоро ли конец?

Подержанный парик...
Облупленные маски....
Трико и мишура...
Карандаши румян....
Вот примечание
Ко всей волшебной сказке!
А в жизни видим что?..
Не тот-же-ли обман?..

(Невинное упражнение для мозга любителям философии)

Вопросы:
01. Что было бы, если бы во рту росли бобы?
02. Что было бы, если бы медведи смогли научиться говорить?
03. Что было бы, если бы у человека было два носа?
04. Что было бы, если бы человеческий язык был с костями?
05. Что было бы, если бы в Неве водились крокодилы?
06. Что было бы, если бы у мужей действительно вырастали бы рога?
07. Что было бы, если бы курицы умели летать?
08. Когда человек бывает кошкою?
09. Когда человек походит на реку и на рыбу?
10. Почему женщина не любит дружбы?
11. Для чего человеку надо иметь много свободных денег?
12. Если мужчины льстят, то что делают женщины?
13. Если любовь — это поэзия, то кто тогда женщина?
14. Какое сходство между девушками и шашками?
15. Что рождает часто очень длинную канитель?

Ответы:
01. Посетители ресторанов и кафе имели бы прекрасный соус к обеду.
02. Они выучились бы от мужичков отменным ругательствам.
03. Санитарное состояние городов значительно улучшилось бы.
04. Адвокаты говорили бы речи не дольше четверти часа, даже при уголовной защите по соглашению.
05. Они выползали бы на берег и поедали все бутерброды в яхт-клубских буфетах.
06. То жены боялись бы измены, так как, мужья их во сне могли забодать.
07. Петухи отказались бы от многоженства и занялись бы высиживанием цыплят.
08. Когда он в бане, потому что там может окатиться.
09. На реку, когда его зовут Нил и на рыбу, когда он Карп.
10. Потому что друзья не бывают её рабами.
11. Чтобы иметь свободную волю.
12. А женщины прельщают.
13. А женщина — рифма.
14. Каждая из них старается попасть в дамки.
15. Короткое знакомство с женщиной.

В каком магазине продаются удочки для ловли рыбы в мутной воде?
Сколько пудов сена и овса тратит ежемесячно каждый поэт и писатель на прокорм своему Пегасу?
Какой российский слесарь может легко изготовить ключ к женскому сердцу?
Какому мастеру можно смело заказать ось для колеса фортуны?
Какая цензура спокойно рассматривает наши комедии жизни?
Какие свечи горят в фонарях, выставляемых под глазами дотошных соседей и различных субъектов, встречающихся в парке?
Какой каменщик выкладывал свод неба?
Сколько раз в минуту бьется «сердце России»?
Не распространяет ли иногда копоти, чада и неприятного запаха «огонёк», сверкающий в глазах хорошенькой женщины?
Можно ли скликать собак в рога, находящиеся на лбу злосчастного супруга?
Где именно сеется, растёт и убирается рожь, которая многими хитроумными людьми на обухе молотится?
Тепла ли должна быть шуба, сшитая из меха... кузнечного?
И, наконец, сморкаются ли носа грузовых судов? И если сморкаются, то как: в носовые платки, на берег или просто в руки капитану?

Нынче, снова что-то
Расшалились черти, —
Мебель и посуда —
Всё летит вокруг...
Только я не верю,
Да и вы не верьте,
Верить в чертовщину
Нынче недосуг.

В наше время люди
Сильно поумнели,
Выдвинул заметно
Нас вперед прогресс;
Сунуться к ним черти
Разве бы посмели,
Храбрости откуда
Наберется бес?

Только разве с пьяным
Пошалить немножко,
Пальчиком поманит,
Погрозит хвостом,
Так и то не дьявол,
А чертёнок-крошка
В чехарду играет
С пьяненьким дельцом.

В твои стихи, бессмертный Гений,
Умолкший на рассвете дней,
Позволь для новых поколений
Влить содержанье помодней!
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит, —
В глубокой мгле таится он.
Нет ну́жды, — прав судьбы закон…

Паду ли я, гвоздём пронзённый,
Откушав хлеба невзначай,
Иль мне впотьмах подсунут в чай
Кусок стекла определённый,
Иль ты, мороженщик-злодей,
Меня убьёшь стряпнёй своей…

Иль соком роковой отравы,
Юдоли сокращая срок,
Угомонит любимца слава
Любой кондитерский пирог.
Иль в пьяной глубине стакана
Я вдруг увижу таракана, —
И на потеху всей пивной
Безумье овладеет мной…

Иль в час, когда к съестной усладе
Зовёт внимательный *брегет,
Паду я жертвою котлет,
Сготовленных на трупном яде…
Друзья! Нисколько не ропщу —
Я гроб заранее ищу…

*брегет — так назывались часы во времена А. С. Пушкина

(Невинное упражнение для мозга любителям философии)
I. Вопросы:

01 — Когда бывает вода в воде?
02 — Когда печка и платье — самоубийцы?
03 — Когда граф может и не быть графом?
04 — Почему касса называется кассою?
05 — Какая буква может быть главною, согласною и безгласною?
06 — Когда художник — междометие?
07 — Когда столярный инструмент с игрой?
08 — Каких поэтических произведений все боятся?
09 — Когда французы клянутся русскою рекою?
10 — Где можно видеть Рай?
11 — Когда женщина — и жидкость, и подкладка?
12 — Когда мотив очень силён?
13 — Когда женщина ест сама себя?
14 — Кто самый музыкальный король?
15 — Какое слово из восьми букв содержит восемь слов?

II. Ответы:

01 — Когда повода — в воде.
02 — Когда первая топится, а второе вешается.
03 — Когда он автограф, биограф, топограф, даже кинематограф, ну, и т. д.
04 — Потому что до кассы часто касаются кассиры и, будучи осуждены, требуют кассации.
05 — Та, которая пишет в «Молве»
06 — Когда он — Ге, Николай Николаевич.
07 — Когда он — до лото,
08 — Катастроф.
09 — Когда они кричат: — Пардон!
10 — В сарае (сарай).
11 — Когда она — виновата (вино и вата).
12 — Когда он — локомотив.
13 — Когда она — самоедка.
14 — Король Лир.
15 — Отрубили — (отрубили, трубили, рубили, убили, били, или, ли, и).

Я Русь люблю — страну родную
С её студёною зимой;
Люблю присядку удалую
Под звук гармошки заводной!..

С её озёрами, полями,
С раздольем трав донских степей;
С большими супер-городами, —
В аккордах призрачных огней!..

Люблю я тройку удалую
С её быстрейшею ездой,
На славу скованную сбрую
С позолоченною дугой;

Я Русь люблю, как мать родную,
Горжусь я славою её…
И жизнь, за Русь, свою младую
Отдам, как горный ручеёк!..

Часть первая:
Была пора! В былые годы
Славян древнейших племена
Переживали времена
Тревоги вечной и невзгоды.
К ним в гости на ладьях своих,
Полны отчаянной отваги,
Пришли из-за моря варяги
И данью обложили их.

Они врагов сломили скоро,
Но распри с внутренней враждой,
Посеяв семена раздора,
Грозили новою бедой…
Опасней иноземной дани, —
Мятеж пылал то там, то здесь, —
Тогда Ильменские славяне,
Чуд, Мери, Кривичи и Весь,
Отправили к варяго-руссам
Своих послов с родимых нив,
И Рюрик, Трувор с Синеусом
Такой услышали призыв:
— Идите к нам с дружиной мирной
Княжить, избавьте нас от бед:
— Наш край богатый и обширный,
Но в нём порядка только нет...

Свершилось! Край славянский с жаром
Перуна возблагодарил,
И Рюрик в Новгороде старом
Начало Руси положил.

Часть вторая:
И долго Новгород Великий
Гордился мужеством своим,
Своею вольницею дикой,
Своим собраньем «вечевым».
Грозя соседям беспрестанно,
Людской прославленной молвой,
Пока под властью Иоанна
Он не склонился пред Москвой.

А Русь всё крепла и мужала,
Её величие росло,
Её величие пугало… —
Тысячелетие прошло
И стало славно имя Росса
Живучестью народных сил;
Тысячелетнего Колосса
Могучий рост всех изумил…

И вот у Финского залива,
Перед Европой, ей на диво,
Покорна гению Петра,
Явилась пышная столица.

Там, где носилась только птица,
Да финский рыболов с утра,
Скользя на лодке в непогоду,
Закидывал свой невод в воду,
Как-будто силой волшебства.
В стране пустынной и печальной
Вознёсся город колоссальный
И с гордым видом торжества
Там, где стояли прежде топи,
Он руку протянул Европе!..

(Философская сказка)

Ярко засияло Солнышко весною,
Словно подружилось с жизнью вдруг земною,
В бездны и овраги заглянуло всюду,
С лаской улыбнулось страждущему люду...
Захотело видеть лучезарным оком —
Что творится втайне, в сумраке глубоком,
И случайно в чью-то заглянуло душу,
В чью, — клянусь, не знаю, да и знать я трушу...

Да и что за дело? Лишь скажу при этом,
Что в душе темнейшей под весенним светом
Что-то встрепенулось... Продолжать ли повесть?
То была жилица, — дремлющая совесть.
Да, княгиня Совесть. Я замечу кратко:
Род её небесный — то аристократка.
В сумраке душевном уж она не мало
В забытье и неге сладостно дремала.

И княгиня-совесть очень рассердилась,
Что с визитом вешним Солнце к ней явилось,
Старые морщинки ярко озарило,
О забытом прошлом с ней заговорило...
Тут княгиня-Совесть опустила шторы,
Не желая полной и открытой ссоры,
Чтоб не длить напрасно с вешним солнцем речи,
И зажгла земные покупные свечи...

I.
Сумрак вечера сгущался,
Месяц по небу слонялся.
Разгонял он ночи тьму.
Вот трусливо, как овечка,
Вышла дева на крылечко.
Ручкой сделала ему.
Месяц крепко зубы стиснул,
Но, не выдержал и прыснул.

II.
Ночь была. Собаки выли.
Звёзды нехотя светили.
Старший, Сириус, брюзжал:
— Власти чуточку зазнались;
Мы светить не обещались,
Нас никто не нанимал!..
Он внезапно смолк в печали.
Звёзды сонно заморгали.

III.
Мирно утро занималось,
В небе солнце праздно шлялось.
Вдруг, раздался трубный гром.
То на марше полк пехоты
В ногу шёл. Шагали роты,
Подымая пыль столбом.
Из-за тучки вниз глянуло
Красно солнце и, чихнуло...

Жил-был бедный поэт —
Вечно гнул над стихами он спину.
Раз попал на балет,
Там влюбился в одну балерину…
Стала жизнь бедняку
Тяжела и пуста, и тосклива —
Изливать же тоску
В своих песнях умел он красиво!..

На страницах газет
На страницах журналов различных
Пел несчастный поэт
О любви, о тоске безграничной.
Непрестанно мечтал
Он о ножках своей балерины,
Неустанно слагал
Для неё триолеты, секстины…

Почему ж, отчего
Без ответа любовь его стлела?.. —
Оттого, что, к несчастью, его,
Балерина читать не умела…
Так и умер поэт
На своём этаже без ответа…
Дети! — Вот сколько бед
Принесло неученье поэту!

Июль. Молчат в портах лебёдки,
На складах — сумрак, тишина,
Бездонных трюмов сохнут глотки
И ждут Российского зерна.

Туда-сюда, по лону пашни
Сельчане замыкают круг —
С трудом встряхнувши день вчерашний,
Новейший трактор тащит плуг.

От злых карельских буреломов,
У камня вырвав клок скупой,
Вплоть до приволжских чернозёмов
Ползёт просёлочной тропой...

Москвы заморский зычен голос:
В глазах у банков, у контор —
Ядрёный, жёлтый, спелый колос
И хлебных пажитей простор.

Но, не урвать от каравая,
Европа с горя льёт слезу…
Таится сила вековая
В руках на «варварском» возу!..

С незапамятных времён в книгах есть ученье;
Что приносит людям сон и его значенье.
Из предания веков, фактами влекомых,
С предсказателями снов мы давно знакомы.

Коль увидишь в сонный час дом в огне, — смятенье...
Чтобы случай не потряс — жди воспламененья.
В неге грезится вода, — быть семейной драме,
Злато звонкое всегда, видим пред слезами.

Грот природный — предстоит дальняя дорога.
В сновиденьях кот сулит огорчений много.
Урожая ожидать, — зреть уборку сена,
А в ночи змею поймать — женщины измена!

Подскажу: — коли во сне, по морю плывёте,
К вечеру, поверьте мне, в баню попадёте!
Сети видеть, — кредитор скоро в суд притянет,
А мелькает разный вздор — тёща к вам нагрянет.

Крупный чёрный таракан — к радости, приснится,
А залезть ногой в капкан — час пришёл жениться.
В грёзе увидать Москву, блеск Кремля златого, —
Это значит, наяву, станет жизнь медовой!

Возле пирса ночью лунной в полутьме русалки бродят,
С тихой музыкою струнной хоровод веселый водят,
Песнь поют, задорно пляшут, оргий создают картинки
Дружно маковками машут белоснежные кувшинки.

Лес очнулся на мгновенье поглядел, переливаясь,
Берегини в упоенье, в серебре луны купаясь,
Игры в речке затевают, подымаясь выше, к свету,
Нежно звёздочкам кивают, ждут, чтоб вторил их привету.

Месяц шлёт за эту ласку в дар сверкающие ткани, —
И нашептывает сказку в перламутровом тумане.
Вдруг из тины в водоверти воды чей-то труп выносят,
И себе добычу смерти нимфы у Нептуна просят.

Несчастливца молодого с тёмно-русыми усами
Выбрать каждая готова... И украшенный венками,
С окаймлением покрыт — красотой необычайной...
Он лежит, людьми забытый. С неразгаданною тайной.

Водяницы до денницы голосят над ним, метаясь,
Кругом мертвые зеницы травкой водной укрывают,
А когда от трав целебных он, как будто оживает, —
Вмиг одна из дев волшебных с ним в пучину уплывает.

Замолкают вряд тростинки, вновь пустеет гладь речная
И усталые живинки клонят венчик, засыпая...

Пусть каратели прогресса
Критикуют на повал
Древних танцев дачных беса!.. —
Дивный местный бал!..
Как мила была на бале!
Некто, полная собой,
Среди рощи, даже в зале! —
Чудная красой!..

Муж прогнал, когда с «подпиской»
Подошел к нему один
Кровный Дон Жуан российской,
Милый господин.
— Это обчество — сказал он, —
(Обчество!.. Дурак, делец!)
Срамное... (какой нахал он!)
Слушай, молодец:

Баксы вот, возьми чернухой,
Ну, и бал устрой!.. Валяй...
Окромя ж меня с старухой,
Прочих не пускай...
Окромя фамильи нашей,
То ж, штоб никаво...
По рукам — почтенье наше!
Нет, так, ну ево!..

Но, жена, про то узнавши,
Брюлик маленький взяла...
Как она, царица наша,
Как она мила!..
И назвать её старухой!
Боже мой! О, Боже мой!..
Экой олух вислоухой!..
Ах, болван какой!..

Пусть противники прогресса
Распекают на повал
Местных танцев дачных беса! —
Прелесть дачный бал!..

Счастлив тот, кто вас не ведал,
Муки творческого слова,
Кто душе открыться не дал
Для участия чужого.
Для кого скользят безгласно
Неустанные мгновенья,
Кто не болен жаждой страстной
Воплотить свои виденья!

Погрузясь в воспоминанья,
Одиночества не чуя,
Он живёт во тьме молчанья,
Не борясь и не тоскуя.
Счастлив тот, кто вас изведал,
Муки творческого слова,
Кто душе созвучной предал
Тайны сердца неродного…

Кто рыдал в тоске бессилья
Жаждой творчества томимый,
И кого мечты, как крылья,
Уносили в край родимый.
В край, где всё красой одето,
Где не мучит дня тревога,
И где чует дух поэта
Близость неба голубого.

(Легенда)

Благоухали Розы сладострастно,
Внимая пенью Соловья;
Прелестной деве юноша прекрасный
Шептал: — Не отвергай меня!
Я сделаюсь твоим рабом покорным
И проведу всю жизнь с тобой;
Клянусь! Скорее Розы станут тёрном,
Чем я забуду образ твой...

Отрадный звук любовного напева
Сомненье девы усыпил,
И чувство юноши, и просьбу, дева
Отвергнуть не имела сил...
Весны и лета время миновало,
Замолк певучий Соловей;
Благоуханье Роз слабее стало,
А чувство юноши бледней.

И дева, убеждённая в обмане,
Пришла к кусту любимых Роз,
И, словно звёздочка в ночном тумане,
Угасла жизнь её от слёз.
С тех пор на ароматных Розах вечно
Растут шипы в тени листов.
Напоминая красоте беспечной
Про вероломную любовь.

Я помню дни... Живительного юга
Вдыхал в себя я чудный аромат
И ты была со мной, моя подруга...
Да, я в то время счастлив был стократ!

Прошли года... Гнетущего недуга
Испил я чашу, сломленный судьбой:
Я одинок, — со мною нету друга:
Он спит давно под гробовой доской.

В стране снегов я, где печальны грёзы,
Где вся природа сумрачна, порой...
И на пути лишь тернии, не розы,

Удел мне щедро сыплет роковой...
Неужто не минуют эти жизни грозы, —
Не прояснится небо надо мной?

Чёрное море, янтарная гладь,
Как мне тебя не любить, не ласкать!
Пусть ты убийца, веселый бандит,
Много сокровищ в пучинах лежит.
Пусть сатанеет скала при луне,
Чёрный корабль захлебнулся на дне,
Все же улыбка твоя хороша,
Силушка-сила, морская душа.
Солнечный блеск, да волна-бирюза,
Тонут в дали человечьи глаза,
Горы высокие — зелень да синь,
Ветер подует — морская полынь.
Глянешь туда и сюда и вокруг,
То ли улыбка там, то ли испуг,
Сядешь на камень, вдали — корабли
Море! спаси ты меня, исцели!
Только напрасен мой яростный зов
Как я уйду от земных берегов?
Ночь наступила, сгущается мрак,
Где-то в дали загорелся маяк,
Звезды, как крабы, ползут вдалеке,
Чёрные камни в морском молоке.
Сам я на лунном плыву корабле:
— Эй, вы, держите поближе к земле,
Там, где с горой обнимается мрак,
Ждёт нас чудесный товарищ-моряк,
Башенный свет... это он там в дыму...
Правьте... не бойтесь... плывите к нему...

Да, братья, пред вашею дружной толпою
Бывал я отважными вождём...
Смелее же в новую битву со мною!
И дружно, и храбро пойдём!
Быть может, паду я пред грозною силой
Под вражьими копьями там...
Но, я бы хотел и за самой могилой
Как в жизни быть страшным врагам
Из кожи моей, вновь идя на сраженье,
Тогда барабан боевой
Вы сделайте, — пусть в нём и злоба, и мщенье
Звучней призывают на бой!
Из черепа справьте заздравную чашу
И пейте в минуты пиров
Вино золотое за братию нашу,
За смерть, за погибель врагов!..
На факелы жир вы из трупа стопите
И искрами страшных свечей
Твердыни врага, отмщая, сожгите
Во мраке осенних ночей!
Смелее же в битву! Пред вражеской силой,
Быть может, я в битве паду,
Но, буду средь вас и за самой могилой
Надменными врагам на беду!..

От Кота спасаясь, мышь
Раз в бутылку забежала.
Кот глядит в бутыль: — Шалишь,
В лапы ты ко мне попала!..

Хочет лапкой хитрый кот
Мышь схватить, — та в угол жмётся...
Поднял кот бутыль, трясёт.
Но добыча не даётся.

Кот всё любит делать вдруг:
Он бутылью замахнулся
Да как стукнет об утюг...
Гром и треск... — Тут кот очнулся...

Мышка — в норку юрк — за дверь...
Кот, расстроенный глубоко,
Шепчет: — 3а бутыль теперь
Мне ж достанется жестоко!..

В трудных поисках сокровищ
И похищенных принцесс,
Против множества чудовищ
Выходил мой внучек в лес…
А чудовищ было много, —
Взвод лохматых, например:
Сен-Бернар — по кличке Лого,
Пара Такс, Шпиц, Фокстерьер.

Жоржик лук берёт с колчаном,
Рог, свой меч и кстати — щит…
И с крыльца, — буян-буяном
В бой с чудовищем спешит…
Но, чудовища садятся
Полукругом перед ним
И героя не боятся,
И герой мой невредим…

Дело кончилось и проще:
В полдень я гулять пошёл,
И, в кругу чудовищ в роще,
Жоржа спящего нашёл…
Прислонившись к Сен-Бернару,
Жоржик крепко, тихо спал, —
А его, оставив свару,
Взвод чудовищ охранял…

Королева Квакуша в почете
Восседала на троне из тины
На своём на родимом болоте,
Во главе пучеглазой дружины...

Ей болото родное подвластно,
Лягушата квакушу боятся...
Угодить ей во всём ежечасно
Друг пред дружкой охотно стремятся...

Восседает так важно, так гордо
Королева квакуша, — глазами
Озирая ныряющих твердо,
Важно квакая: — С вами я, с вами!..

Вдруг отколь ни возьмись — долгоногий,
Долгоносый разбойник шагает...
Лупоглазки в ужасной тревоге
К королеве со дна выплывают. —

Да она и сама не зевает, —
Кверху лапками — юрк да в болото...
— Ну, спасайся, кто как пожелает,
Если жить вам на свете охота!..

На листе речной кувшинки
Лягушата отдыхали
И о том, как им бы в город
Перебраться рассуждали...
Там их в прачечную звали
На большие постирушки,
И, конечно, заработать
Хорошо могли лягушки...

Да одна из них сказала:
— Но, ведь вот беда какая,
Ведь теперь настала осень
И спешит зима седая…
И пока стирать мы будем,
Пруд замёрзнет, и, признаться,
Что сквозь толстый лёд наверно
Ни за что нам не пробраться!..

— Стой! — промолвила подруга, —
В этом горя, правда, мало…
Там, на береге, я нынче
Шляпу старую видала…
Стащим в пруд её… Когда же
Он замёрзнет, той порою,
Через шляпу, как туннелем,
Мы сойдём под лёд с тобою!..

Дело слажено, и в город
Отправляются лягушки.
Там им много заплатили
За большие постирушки…
Уж зима у нас стояла,
Лягушата шли обратно…
Вот на крепкий лёд ступают,
Шляпа ждёт их тут, понятно…

— Вот какое нам удобство!..
И, теперь подобным родом,
В пруд, на дно, где тины много,
Мы сойдём парадным входом!..
И лягушка за лягушкой
В шляпу — прыг на дно родное,
Где их встретило с восторгом
Населенье водяное…

Дремлется утром, бывало. Безмолвно
Солнышко к нам из-за рощи плывёт.
Жизни, привета и золота полно,
Выплывешь — нежно в объятья берёт...

Вскочишь — бежишь поскорее из дому:
Всюду в природе, ожившей светло;
Реют по своду небес голубому
Ласточек стаи; привольно, тепло!

Дальше бежишь, упоённый природой,
В рощу заглянешь — там сосны шумят.
Вечной, святой наслаждаясь свободой,
Все лишь про счастье одно говорят!

Выйдешь оттуда — ну, что за приволье!
Степи зеленой не видно конца,
Все в ней: безбрежность, свобода, раздолье
И беззаботная песня косца...

Крошке Варе мама, бабушка и тётя
Много подарили кукол дорогих.
В детской на полу их усадивши чинно,
Варя улыбнулась и глядит на них.
Куклы — загляденье! Ленты, шляпы, банты,
Локоны льняные, плети тёмных кос.
Пары глаз застывших, голубых и чёрных,
Пары глаз без взоров, без лучей, без слёз.

Пары щёк румяных, пары алых губок,
Ручки — белой лайки, ножки в башмачках,
Все — изящны, модны, в кружевах, оборках,
В дорогих нарядах, в бархате, в шелках...
А у ног красавиц, с треснутой рукою
Без ноги, с пробитой кем-то головой,
Без волос, без глазок, куколка лежала,
Вспоминая горько век минувший свой...

Увидала Варя, — сердце её сжалось,
Мигом позабыла модниц дорогих...
Бережно калеку подхватила с пола,
Греет и качает на руках своих.
Завернув бедняжку тёплым одеяльцем,
Утешает куклу, песню ей поёт.
И целует нежно «старую любимку»,
И прощенья просит, и к сердечку жмёт.

Часть вторая:

Глядят с улыбкой друг на друга,
Когда подействует питьё,
И каждый хочет без испуга
Проверить знание своё.
Что ж?.. В самом деле, чрез мгновенье,
На удивление людей,
Последовало превращенье
Их, из волшебников, — в зверей...

Друзья историей такою
Приведены в восторг большой:
Один стал свинскою морскою,
И черепахою — другой.
Но, пошутили, — и довольно!
Теперь пора и перестать...
Но, тут явилась мысль невольно:
— А как же нам питьё достать?

Малы теперь мы ростом стали,
Нам дотянуться нелегко...
Ах, для чего же мы убрали
Напиток наш так высоко!
Мечта печальная их гложет,
Как снова сделаться людьми!
А если «кто-то» не поможет,
То, будут век они зверьми!..

Часть первая:

В стране какой-то неизвестной,
То, дело было давних дней,
Два чародея в дружбе тесной,
Жизнь проводили в тишине...
Читали книжки и газеты,
Лежали мирно на боку,
И, понабив свои кисеты,
Курили трубки табаку.

Один из них, веселый малый,
Задумал с другом пошутить —
Его-бы, дескать, не мешало
Питьем волшебным напоить.
Но... странный случай!.. У другого
Такая ж мысль пришла; и вот,
Он без намерения злого
Для друга снадобье толчёт.

А для того, чтоб было можно
Разрушить чары в миг любой,
Они на полки осторожно
Напиток спрятали другой.
За стол уселись для обеда;
Им подают пюре из круп,
И вот пока идёт беседа,
Один питье влил другу в суп.

Другой тихонько перегнулся,
Он тоже к хитростям привык,
И лишь приятель отвернулся,
Ему пилюли всыпал вмиг.
Друзья обедают… Заздравно
Пьют с удовольствием вино,
А сами думают: — забавно!
Так не смеялся я давно!..

Возле дедушки на печке
Четверо внучат,
Засыпая, жмурят глазки.
— Дедушка, а что же сказки?
Дед противится, но слабо.
— Ну, так вот. Старик да баба
Жили-были... поживали... —
— Ну, а дале? —

— Ну, а дале, значит, жили,
Ни о чём, вишь, не тужили,
Не тужили ни о чём,
Торговали кумачом.
Проживала с ними киска,
Киска-брыська.
Киска гостя намывает,
Бабка с печкой поспевает;

Как сготовится обед,
Так за стол садится дед. —
Деда, мы про то слыхали!
Ну, а дале?..
— Дале?.. — спать пора голубкам.
Дед прикрыл всех полушубком,
Молвил: — Нечего. Пора.
Спите, детки, до утра...

Не страшны тебе летние грозы:
После них твой свежей аромат,
И дождинок жемчужные слёзы
На листках твоих мило блестят.
Но что делать нам с нашей природой?
Ах, весна так сурова у нас!
Для борьбы с этой злой непогодой
Нужно сил, много сил про запас!

Чтоб морозом тебя не сковало,
Чтобы бури сломить не смогли,
Пожелай ты быть крепким сначала,
Весь ты сок свой возьми из земли.
На лугу не один стебель гордый
Смоет в прах и дождями забьёт:
Лишь корнями глубокий и твёрдый
Даст и цвет, и желанный свой плод.

А окрепнешь, — тогда не опасна
Злая буря; лишь в пользу она:
В свой черёд тот же ветер ненастный
Разнесёт все твои семена.
Что в тебе возросло и созрело,
Перейдёт и к далёким полям,
И твое благотворное дело
Все узнают по новым росткам.

С неба солнышко ласковей греет,
Вновь повеяло теплой весной;
На стебле почка ранняя зреет,
Рвётся к свету цветок молодой.
Погоди! Еще буря нагрянет,
Еще ждут холода впереди,
И в морозную ночку завянет
Нежный твой лепесток. — Погоди!

Знаю я: эти птички лесные
Уж давно тебя песней манят;
Уж таят лепестки молодые
Чудный цвет и живой аромат.
Знаю я: расцветая на воле,
Тебе весело дружбу водить
С ветерком, с пёстрой бабочкой в поле,
Умных пчёл своим мёдом дарить, —

Всё разведать: что есть и на звёздах
И в других семенах под землёй,
Что за толки у птичек в их гнёздах,
Что поёт соловей в час ночной.
Может быть, ты мечтаешь: мы будем
Украшать новых дней новый храм, —
Малым детям, страдающим людям
Суждено быть утехою нам!

(из современных мотивов)
Современный «Иван-дурачок» не таков,
Как описан он в сказках народом;
То умней мудрецов, то дурней дураков, —
Вот каким проживает он родом!

Коли надо, — так он грамотеев смелей,
А смекнувши, что «дело» не вышло,
На бумаге наставит таких кренделей,
Даже точка похожа на дышло!..

Чует нос у Ивана, чем пахнет вокруг,
Без «Конька-горбунка», просто пеший.
Отправляется дурень по запаху вдруг,
Или действует быстро депешей.

О «Ковре-самолете» забыл он теперь, —
А «железка»-то ходит на что же?
О «Жар-птице» твердит: — Эка, невидаль-зверь!
Фонари были ярче на роже!..

«Царь-девица» Ивану, — увы, не нужна:
Много лучше найдёшь у притона, —
Так какого же надо Ивану рожна,
Коль француженки там из Тулона!..

Всё веет сказкой и даёт простор мечтам,
И вечер праздничный весь полон обаянья.
Мигают огоньки по окнам здесь и там,
A звёзды льют лучи алмазного сиянья.
Скрипит морозный снег, весь в блёстках серебра,
Вдали гармоники весёлая игра,
Звук песни, женский смех, — в тиши волшебно льются,
Причудливо вверху дымки из труб несутся.

По тихим улицам смолкает шум дневной.
Заветное окно морозною канвой
Совсем задёрнуто и в чудных искрах блещет.
Там гаснущей свечи последний луч трепещет:
То замирает вдруг он синим огоньком,
То ярким пламенем морозные узоры
Он озарит на миг из-за алмазной шторы.
И мнится, чары там сокрыты за окном.

Она-ж, волшебница, колдунья, чаровница,
Она колдует там, любви моей царица...
Заткали всё окно иголки льдистых роз:
Мне не видна её прелестная головка.
Зайти? Не поздно-ли? Пожалуй, уж не ловко...
А на дворе трещит рождественский мороз.
Ложится, видно, спать моя шалунья крошка:
Вон профиль на стекле с распущенной косой
И голый локоток мелькнул вдруг предо мной.

Не погадать ли мне? И стукнул я в окошко:
— Как звать вас, Наденька? Галина! Как зовут?..
Последним огоньком мигнув при этом ярко,
Совсем уже угас луч трепетный огарка,
И милый голосок послышался мне тут,
Меня очаровав таинственною силой:
— Отец давно уж спит, и матушка легла...
Что имя спрашивать? Давно тебя ждала...
Что мёрзнуть там?
Иди скорей ко мне, мой милый!

Проказил в детстве я не мало,
Творил я много разных штук,
За что мне часто попадало —
Ремнём стук-стук,
Стук-стук, стук-стук!

Вот в школу свёл меня родитель,
Где яркий свет благих наук
Вселял в мой ум всегда учитель:
По шее стук,
Стук-стук, стук-стук!

Но, вот и жизнь мне вся открылась,
В ней сколько радостей и мук!..
Я полюбил и сердце билось:
В груди стук-стук,
Стук-стук, стук-стук!

Женился я, любим был пылко,
Но, вот башмак из милых рук
Летит в меня и по затылку:
Бьёт стук, стук-стук,
Стук-стук, стук-стук!

Потом чужда мне стала злоба,
Я жду без радости и мук,
Когда услышу в крышку гроба:
Вдруг очень сильный звук: —
Стук-стук!..

— Куда ты, бабочка, спешишь? —
Ты мне скажи.
И на какой цветок летишь? —
Мне укажи.
Куда, куда тебе лететь
И для чего?
Должна ты завтра ж умереть.
Ни для кого, ни для кого
Ты не нужна,
Ты ж весела.
Иль смерть тебе уж не страшна,
Как мне была? —

И тихо бабочка моя
Несёт ответ:
— Ты прав, недолговечна я,
Но горя нет:
Пока живу, с цветка лечу
Я на цветок,
Куда ж спешу, куда лечу,
Лишь знает Бог.
Когда ж я стану погибать,
Притихну я.
— Зачем же мне теперь роптать:
Жива ведь я...

Родившись здесь, в прозрачной пляске молний,
Прекрасный Бог всей жизни молодой
С небес, где всё светлее и привольней,
Сошёл к земле, как встарь, с живой водой!..

Но, в селах мёртво... Нет на крышах цапли.
Обуглен храм, и из душистых сот
Не сладкий мёд росой прозрачной каплет,
А кровь, как яд, дымится и течёт...

И стройный дом усадьбы... как, поблек он
Упала внутрь разбитая труба, —
Он смотрит вдаль зрачками мёртвых окон,
Без слёз, как труп покорного раба...

А люди падают... В чертах их тоже тайна.
Ведь, в них не скорбь, а радость лишь видна...
Пришла-ль она в больном бреду случайно,
Иль даже в ней их светлая весна?..

По звёздам град, хлестнул, окутал, дымом,
И два грача из, них упали вниз...
Взметнулись все, и крик, в саду любимом
Рассыпал, ветра ласковый каприз...

Кружили долго в поле над, возами,
Потом, вернулись через, ряд застав,
И долго, долго круглыми глазами
Смотрели вниз, как будто всё поняв...

В стране весны, улыбок и свободы
Пошли дожди, мутя прозрачность вод.
Грачи затихли... Близость непогоды
Им, предвещал язык самой природы.
И вот, они на Север, держат лёт...

Летят, к усадьбам, в тихие аллеи,
К стволам осин, — к уюту старых гнёзд.
Днём солнце их, благословляя, греет,
Ласкает в ночь мерцанье нежных звёзд...

Грачи летят, и нет в них сожалений
О той стране, где дали так ясны.
Ведь, их зовёт на пашнях, у селений
Влюблённый шёпот северной весны;

Весны любви, в которой краски проще.
Смиренней счастье, но везде, кругом —
Река, поля, березовые рощи,
Сердца людей — полны её теплом...

Уж набухать у яблонь почки стали,
Уже пушком, подёрнулась лоза,
Откуда-ж гром, в такой прозрачной дали?..
Зачем бушует, ранняя гроза?

Ласково наш садик солнце целовало;
Рокотали трели соловьиных песен,
На ветле кукушка звонко куковала,
И стоял весь садик светел и чудесен.
Над землей носилось радостное что-то,
Милое — до боли, сладкое... до спазмы!
Есть у очень многих уверять охота,
Что всё это только запах протоплазмы!
Я же называю это Божьим духом,
Сотворившим землю, небо, наше сердце,
Говорящим громко всем, с отверстым слухом,
И любезно в рай нам отворившим дверцы.
Впрочем, это было — древле, при Адаме,
А теперь нас, грешных, в пекло лишь пускают,
Где танцуют черти с козьими ногами,
Да старушки-ведьмы в чехарду играют...
Возвращусь, однако, к садику; над садом
Улыбалось утро, радостное утро,
С безмятежной трелью, с безмятежным взглядом,
С легкою грядою туч из перламутра.
И казалось, садик грезил в грёзе, сладкой
О всеобщем братстве, о всеобщем мире,
Позабыв о злобе, — этой ведьме гадкой, —
О воине, об этом сказочном вампире!
В воздухе уж пахло братским поцелуем,
Я сидел и думал, что вот-вот над садом,
Бесконечной страстью радостно волнуем,
Вот любви заблещет искрометным взглядом.
Я готов был славить песнею баяна
Этот миг волшебный, этот взор могучий,
И.… и вдруг увидел: два лихих улана
В садике явились грозовою тучей.
Насмерть испугали птичек саблей ясной,
Обломили шпорой листья у берёзки
И на бледный ландыш, девственно-прекрасный,
Бросили окурок от «табачной соски»!
Я ушел из сада. И, теперь, в гостиной,
Чтоб себе не портить понапрасну крови
В болтовне о мире, бесконечно длинной, —
Я молчу. Ни звука. Только хмурю брови...

Хватит работать, пора отдохнуть, посмотри:
В сумраке тонет последнее пламя зари,
Тени густеют и день удаляется прочь —
И отовсюду на нас надвигается ночь.

Ночь — это время покоя, и сказочных грёз,
Дум одиноких и тайных страданий и слёз.
Пусть же навеет она из своей глубины
Чары забвенья тебе и волшебные сны.

Пусть она думы твои усыпит тишиной,
В сердце вольётся глубокого мира волной;
Если не в силах ты бремя скорбей превозмочь,
То да поможет страдальцу волшебница-ночь.

Вот наступила она, облечённая в царский наряд,
Яркие звёзды на синей порфире горят,
Выдвинул месяц свой чудный таинственный щит,
Веет прохладой, — земля утомленная спит.

Вечер синеглазый
Над полями реет,
Жемчуг и алмазы
На долины сеет,
На аллеях сонных
Листья омывает,
В небесах бездонных
Таинство свершает.

Мечутся зарницы,
Ярко звёзды тлеют,
Облака, как птицы,
Над полями реют.
И река под кручей
Змеем шевелится.
Даль оделась тучей,
Молнией грозится.

То не злой ли гений
Взорами сверкает,
Сонмы привидений
К жизни пробуждает?
Дышит злобой жгучей,
Бедствия пророчит,
Ходит в небе тучей,
Меч о горы точит?..

О, милые мои, когда в полночный час,
Склоняясь над столом, исполненный волненья,
Рассказ бесхитростный слагаю я для вас,
Переживаю вновь счастливые мгновенья.

Мечтой свободною я к детству уношусь,
Проходят предо мной забытые картины,
И снова мне легко, и снова я смеюсь,
Как только мог тогда, когда не знал кручины.

И слышится мне ваш весёлый, громкий шум,
И принимаю я участье в разговоре,
Не тайна для меня — пытливость ваших дум,
И я сочувствую вам в радости и в горе.

И думается мне, что речь моя вас тронет,
Что голос искренний безвестного певца —
Хоть искру добрую одну собой заронит
К вам, дети, в чистые и мягкие сердца.

Уйду из мира я полузабытый вами,
Но все же, может быть, в раздумья грустный час,
К давно минувшему перенесусь мечтами,
Невольно вспомните старинный мой рассказ.

И он пробудит всё знакомое, былое,
Повеет на душу отрадой юных лет,
И вы, забыв меня, и всё-таки со мною,
Задумаетесь вновь о том, чего уж нет!

Приятно сидеть им
Под кровом небес,
Смотреть на деревья,
На поле, на лес.

Глядеть, как журчащий
Бежит ручеёк,
Как пашет долину
Седой мужичок.

Вот птичка взлетела,
Другую зовёт,
На кустик присела
И громко поёт:

— Весна молодая
К нам в гости пришла,
С собою нам радость,
Цветы принесла.

Пичужки, порхают
И гнёздышки вьют
Пушок собирают
И песни поют!..

Часть первая:
На конце убогой, дальней деревеньки
Жили муж с женою, — оба уж стареньки.
Минуло старухе шестьдесят пять лет;
И старик согнулся, был и глух, и сед...
Вот однажды в хату к ним солдат явился;
На икону сразу чинно помолился,
И, отвесив низкий старикам поклон,
К ним с покорной просьбой обратился он:

— Путь мой — путь не близкий, тяжела дорога;
Будьте милосердны, и во имя Бога —
Ночевать пустите в хату до утра.
Век я не забуду вашего добра.
И старик промолвил: — Отказать не гоже!
И жена-старуха подтвердила тоже.
Поклонившись снова на такую речь,
Молодец забрался поскорей на печь.

Старики на утро рано поднялись
И к обедне в церковь спешно собрались,
И сказав солдату, что они идут,
Молвили: — Касатик, не боишься-ль тут?..
Отвечал служивый: — Был я и в Париже,
Был за синим морем, был сюда… и ближе,
Видел вражьи пушки, сабли и мечи,
Так уж мне-ль бояться в хате, на печи?

Часть вторая:
Вот один в избушке рядовой остался,
И о чём-то, лёжа, сладко размечтался.
Вдруг он слышит звуки странные в тиши,
Кто-то всё бормочет явственно: — Пши, пши!..
То в квашне вдруг тесто стало подниматься.
Рядовой поспешно начал обуваться,
Но, для форса крикнул: — Ладно, не боюсь,
Не пугай напрасно, я, ведь брат, не трус!

Но, слезая с печи на пол с быстротою,
Он задел случайно кочергу ногою.
Стукнула в затылок сильно кочерга;
Кочергу служивый принял за врага.
Закричав, из хаты вон бежать пустился,
Да за крюк шинелью как-то зацепился.
— Караул! Убили! — Бедный заорал;
За порог запнулся и без чувств упал.

Часть третья:
Мужики из леса мимо проезжали,
Из убогой хаты крики услыхали,
Бросили обозы, в хату все зашли:
Воина лежащим у дверей нашли!..

На завалинке столетья, добрый дедушка сидит,
И собравшимся внучатам про былое говорит:
— В старину на этом месте рос дремучий лес,
А в лесу была избушка, полная чудес.
В ту пору ходили слухи, будто Леший в ней
Затевал такие штуки, что пугал людей.

А пойдёшь большой дорогой — так опять беда:
Атаман с удалой шайкой рыскает всегда.
Раз парнишка заблудился, ночь в лесу провёл,
У избушки очутился, чуть живой пришел!
Он рассказывал, что в полночь ожил тёмный бор:
Домик ярко осветился, грянул дружный хор...

Ванька на сосну забрался, и дрожмя дрожал,
Крепко за сучок держался, всё смотрел и ждал.
Вон, и люди показались, сорок молодцов,
На конях, в доспехах бранных, пронеслись вдруг в ров.
Первым на валу поднялся атаман лихой,
В красной шапке, красотою — тополь молодой.

И всю ночку пировала шайка удальцов;
Слышны говор, звон стаканов, присвисты певцов.
Ванька вниз тогда спустился, побежал домой,
Прямо к старосте явился: — Пойман Леший мной!..
Захватили атамана, и в Москву свезли,
И на страшном, лобном месте голову снесли.

С той поры у нас всё тихо, Лешего уж нет,
Да и лесу нет, ребятки, много-много лет...

Петербургу — в день города

Над городом большим, висела ночь глухая
И звёзды меркли там, за тучами вдали.
Я долго шёл с тоской, по улицам блуждая,
Фантомы мрачные стремительно росли.

Катилась вдаль Нева с померкшими очами
И крепость грозная вставала в мгле ночной.
Всё было тихо — вдруг, как будто со слезами,
Часы запели гимн печальный над рекой.

Казалось, древний дух плиту с могилы сдвинул,
Невольно жалобно и тяжко он вздохнул;
Упрёк, тоскующий кому-то, молча кинул
И не услышанный во мраке утонул.

Зашелестел вдали угрюмый сад ветвями
И ветер вынырнул с воды в простор немой...
Колеблясь чёрными, зловещими сетями,
Века минувшие прошли передо мной.

Град шумный мирно спал, за тёмными стенами,
Был так спокоен всех глубокий первый сон.
Никто не видел, что столетья шли тенями,
Впотьмах не слыша, как раздался тяжкий стон...

В сентябре, на рассвете, у отца в кабинете
Собрались пред отъездом три сына.
Ото сна иль от думы, они были угрюмы,
Впрочем, к грусти была и причина.
Из местечка глухого, из-под крова родного.
Они едут в столицу все трое,
По отцову примеру, там составить карьеру —
Проектируют наши герои.

Их отец обнимает, грустно речь начинает:
— Тяжела с вами, дети, разлука,
В жизнь идёте одни вы, — значит, будьте счастливы!
Дети, жизнь ведь мудреная штука!
Я наметил вам цели, дай вам Бог, чтоб сумели
Их достичь без особых усилий.
Правда, вы энергичны и.… довольно практичны.
Ты умён, и ты ловок, Василий.

— Всё решили согласно: говоришь ты прекрасно,
Для тебя лучший путь... адвоката.
Только надо трудиться, лет пяток поучиться,
Но, ведь ты не боишься труда-то;
А потом... без заботы, где найти бы работы:
Преступленья растут с каждым годом.
Славы можешь добиться, можешь быстро нажиться;
Помни только: не брезгай доходом.

— Вань, твой путь инженера. Хороша, сын, карьера;
Это путь — путь почёта и денег,
Но, зато и трудиться, — надо семь лет учиться;
Впрочем, ты, милый мой, не мошенник.
А ты, Миша, — хилый, с твоей слабой силой
Заниматься науками трудно,
Ты, отбросивши чванство, поступай в интендантство;
Там-то можно устроиться чудно.

Труд ведь там не огромный, правда, путь очень скромный,
Что там: сукна, мука, голенище;
Но, наверное, Миша, подивишься, услышав,
Что туда я вступил почти нищий…
А лет этак чрез восемь, ко мне милости просим:
У меня был свой дом, два именья...
Да... а главное, дети, хорошенько заметьте,
Во всём надо сноровку, уменье.

С отцом дети простились и в столицу пустились.
Ждёт известий отец в нетерпенье.
Эсэмэс получает, и с улыбкой мечтает:
— Видно деньги нужны за ученье.
Ну, конечно, немножко, надо дать на «кутёжку», —
Их «гулянье» — не дикое пьянство...
Он глаза протирает, в изумленье читает:
Поздравь, папа, попал в интендантство.

Вновь сигнал получает, второй сын извещает:
Соблазнила меня служба ваша —
Уж недели четыре, в интендантском мундире
Щеголяю я, милый папаша.
А от третьего сына звонков ждать нет причины:
Крепко знает он Мишины взгляды,
Он о нём и не слышит, а в инет прямо пишет:
— Как у вас, в интендантстве, подряды?..

Среди трепещущих волнений
И сонма бешеных тревог,
Своих растерзанных стремлений,
Поспешно, я собрать не мог...
Мрак разъярённый надвигался,
Я видел ясно когти лап;
Как кошка, близко он подкрался
И за больное сердце — цап!..

Моя душа столбом блестящим
От тверди встала до небес,
Тогда я факелом горящим
Зажёг мечтаний целый лес!
Потом гигантское сомненье
Ко мне бесшумно подползло...
И стало, в это же мгновенье,
Сосать мне кровь людское зло.

Как вдруг, стряхнувши сновиденья,
Проснулась желчь в моей груди...
Дитя ужасного мгновенья,
Мне указала свет — лети!..
Порыв страстей невзгод клыками
Был весь изрыт и изнемог.
А я, взметнувшись, меж веками,
От жизни был на волосок...

И за мгновение до смерти
Вся жизнь промчалась сквозь меня;
В безумье снежной круговерти, —
Сквозь вихрь священного огня...
Очнулся утром на диване,
Сквозь шторы солнца луч слепил...
С балкона слышно воркованье
И мне знакомый шелест крыл!..